Создание Vanguard и его истинно коллективная структура (собственниками фондов являются инвесторы) – до сих пор единственный контрпример в сложившейся картине. Я поясню, почему такая структура настолько хорошо работает и почему она в конечном итоге должна стать доминирующей в секторе. Чтобы вернуть некогда прекрасную отрасль к ее корням, в этой главе я предлагаю внести некоторые изменения и восстановить то, что было разрушено. Таким изменением должно стать определение федерального стандарта фидуциарной ответственности, который поставит на первое место интересы пайщиков фонда.
Сегодня все мы знаем, в чем состоит фидуциарная ответственность управляющего капиталом: ставить интересы инвесторов (принципалов), формирующих капитал компании, выше интересов менеджеров (агентов), инвестирующих этот капитал. Зачастую может быть трудно на интуитивном уровне оценить исполнение фидуциарных обязательств. Глава 5 поможет инвесторам во взаимные фонды определить качество работы управляющих фондами по 15 различным показателям. Эта глава может быть спорной, поскольку в ней я выразил свою оценку (возможно, небезупречную и субъективную) того, что я называю «Показателем руководства», для Vanguard и для трех других компаний, управляющих фондами.
Индексный фонд
В 1975 году я создал первый взаимный индексный фонд, известный на сегодняшний день как Vanguard 500. Тогда, как и теперь, я считал его эталоном долгосрочного инвестирования. Он включает в себя полностью диверсифицированный портфель акций американских компаний, обладает высокой налоговой эффективностью и самыми низкими затратами. Он создан, чтобы продержаться «вечно». Сегодня это крупнейший в мире взаимный фонд акций. В главе 6 представлена хроника создания фонда, рассказано о его преимуществах с точки зрения инвестирования, его минимальных издержках и истории достижения им прекрасных показателей эффективности работы. Именно эти показатели лежат в основе роста индексных фондов, в результате чего на сегодняшний день они занимают лидирующее положение в индустрии взаимных фондов, управляя 28 % от общей стоимости активов всех фондов акций.
Однако на пути индексных фондов к доминированию на рынке произошло нечто удивительное. В начале 1990 года был создан новый вид взаимного индексного фонда – фонд, торгуемый в течение всей торговой сессии в режиме реального времени. По сути своей биржевой фонд (exchange-traded fund – ETF) упрощает для инвесторов задачу совершения краткосрочных операций. И не только с индексом S&P 500, эталоном первого ETF, а с огромным числом так называемых индексов (в количестве 1056 (!)), иногда навязчиво разрекламированных и несущих риски, связанные с большим кредитным плечом. Эта особенность биржевых фондов резко контрастирует с традиционными индексными фондами (traditional index fund – TIF), которые я много лет назад разработал для долгосрочных инвесторов. Во второй части этой главы я выражаю свой взгляд на проявления этого поразительного изменения в культуре формирования индексов. ETF в XXI веке, несомненно, являются величайшей маркетинговой идеей в области финансов. Время покажет, окажется ли эта идея гениальной для инвесторов или будет просто приемлемой. (Стоит отметить, что активы ETF на сегодняшний день превышают активы TIF.)
Фонд Wellington Fund
В качестве примера изменений в культуре я рассказываю, испытывая одновременно некоторое смущение и гордость, историю одного из старейших, достойнейших и очень успешных на сегодняшний день взаимных фондов. В главе 7 речь идет о Wellington Fund, с которым я знаком не понаслышке. Придя в этот фонд по окончании колледжа в 1951 году, я остаюсь с ним до сих пор: сначала как сотрудник, затем как руководитель, потом как исполнительный вице-президент и, наконец, с 1999 года как обладатель «почетного статуса». С момента своего основания в 1928 году фонд Wellington Fund неуклонно поддерживал на высоком уровне культуру долгосрочного инвестирования («полная инвестиционная программа в одной ценной бумаге»). Но с приходом в 1966 году нового руководства мы уступили новой культуре спекуляции, нашедшей свое отражение в так называемой динамичной эпохе фондового рынка[3 - На английском языке этот период называют «Go-Go Years». Прим. ред.]. Признаю, что столь глупое изменение было отчасти и моей виной. Хотя в своем гневном обращении, направленном портфельным управляющим фонда (когда рынок достиг пика в 1972 году), я выступил против него.
Перегретый фондовый рынок того времени, безусловно, вскоре должен был рухнуть. В результате активы фонда сократились почти на 80 %, но благодаря моему давнему другу и наставнику Уолтеру Моргану (основателю Wellington) фонд сумел восстановить свою традиционную культуру и заслуженную репутацию. В обращении 1978 года я описал, каким образом следует действовать, и при поддержке совета директоров смог вернуть фонд к культуре долгосрочного инвестирования. Я предложил новую стратегию и даже привел пример возможного портфеля акций. Советник фонда согласился с изменениями, и они были прекрасно реализованы (в данной главе приводятся выдержки из обращений 1972 и 1978 годов).
Для читателей «Столкновения культур» я нашел однозначное подтверждение тому, что краткосрочные спекуляции могут привести к провалу, а долгосрочное инвестирование – к успеху. За время моей карьеры я оказывался «по обе стороны баррикад», и история Wellington Fund тому пример. В 1966 году я допустил большую ошибку, поддавшись волне страстей, захлестнувшей рынок. Я заплатил за это огромную цену, лишившись работы, и в своей новой роли в компании Vanguard получил удивительную возможность исправить то, что помог разрушить. Последовавшее за этим возрождение фонда Wellington Fund стало для меня одной из самых больших радостей за мою долгую карьеру.
«Человек на арене»
Эта книга начиналась как исторический трактат, написанный заинтересованным наблюдателем. Но затем она по большей части превратилась в личные мемуары активного участника мира финансов. Множество забавных случаев, рассказанных на этих страницах, напоминают мне о ни с чем не сравнимом удовольствии, которое я испытывал от своей работы. У меня есть возможность еще раз задуматься о проблемах, с которыми я сталкивался, и (несмотря на некоторые слабости и допущенные ошибки) о той силе и решимости, с которыми я подходил к выполнению поставленной перед собой задачи – созданию лучшего мира для инвесторов. И я горжусь одержанными победами, признавая при этом, что зачастую они рождались в результате моих многочисленных поражений.
В связи с этим не могу не вспомнить «человека на арене», которого президент Теодор Рузвельт описал словами, ставшими впоследствии классикой:
Нет, не критик, который все просчитывает, не человек, указывающий, где сильный споткнулся или где занятый делом мог бы справиться с ним лучше, – уважения достоин тот, кто сам находится на арене. Чье лицо в пыли, поте и крови, кто храбро борется, искренне заблуждается, допускает промахи и ошибки, поскольку без них невозможно добиться результата. Это человек, который знает, что такое великий энтузиазм и сильнейшая привязанность, и тратит все свои силы на достойное дело. И если ему повезет, то он достигает высочайшего триумфа, а если нет и он проиграет, то по крайней мере после великих дерзаний, а потому его место никогда не будет рядом с теми робкими душами, которым не ведомы ни сладость побед, ни горечь поражений.
Безусловно, мое наследие будет подвергнуто суду. Но я признаюсь, что меня не беспокоит, как оценят его другие. Да, я совершал промахи и допустил немало ошибок. Если же в конечном итоге меня сочтут проигравшим, то я буду считать, что проиграл, несмотря на свой огромный энтузиазм. Несмотря на свои достижения в реализации важнейших для меня идей: создания структуры взаимного фонда, стремления к максимальному снижению затрат, формирования взаимных индексных фондов, отказа от комиссии при продаже паев и утверждения новой структуры фондов облигаций. Все эти победы бесспорны, даже если не учитывать общественную значимость моего служения гражданам своей страны и инвесторам «наиболее экономичным, эффективным и честным образом», как я написал в своей диссертации в Принстонском университете более 60 лет тому назад. Еще слишком рано оценивать все это, и пусть судьей для меня станет сама история.