Ну, да, и тут повторяюсь! Не скажу же ему прямо, что он сдал меня. Когда заводское начальство из-за «шумов» в городе, как бы вызванных моими действиями, решило поставить меня на место, он решил отстраниться. Своя шкура всё равно дороже. Ну, его дело. И, вообще, не самый худший товарищ, и неплохо мы с ним поработали с середины мая. А теперь у меня свой путь, отличный от него.
Хоть ещё как бы и участник, на репетицию ВИА я, конечно, не остался. Предупреждённая мной по телефону, не приехала и Инга. Может, ей и хотелось немного помузицировать, но требовалось как бы проявить и солидарность с мужем. Тем более, мы с ней и так были готовы к выступлению на предстоящем концерте. Думаю, что уже последнем. Раз записались, и сами не стали снимать свои номера, так и никто не изъявил такого желания. Уйдём тихо…
— Вот скажите, Иван Тимофеевич, и что нам делать с таким несносным молодым человеком? Опять на грубость нарывается! И как Вы с ним работали? Может, позже одумается? Тяжело будет Вам и товарищу Савицкому справиться с работой ВИА. Без новых песен его популярность резко упадёт. К сожалению, мы уже видели, что у нас получилось в мае. Может, парень всё-таки одумается?
— Не одумается, Леонид Самуилович, и помогать ВИА он уже не будет. Так я и просил Вас не трогать Репнина. Он был на своём месте. Мало ли что отдельные товарищи в КГБ были им недовольны и решили подставить его? Но теперь и им самим неслабо достанется за эту подлую провокацию! А Репнин, хоть как бы и из «бывших» и порой попадал в некрасивые истории, но никак по своей вине. И он больше наш, советский, простите уж, чем Ваш Евгений Моисеевич. Только и умеет произносить красивые лозунги, а дел настоящих не видно. А Репнин, хоть и мало я с ним поработал, талант!
— Вы, Иван Тимофеевич, осторожнее с высказываниями! Может, Репнин и талант, но он однозначно не наш! Тут Вы ошибаетесь. У него тексты многих песен политически невыверенные! Он пишет откровенно прозападную музыку и не думает и прислушиваться к мнению Союза композиторов и старших товарищей. Хотя, Вы и сами до последнего ему потворствовали.
— Почему же, Леонид Самуилович, всё у нас было хорошо. Это Вы там решили, что Репнин в Москве слишком много себе позволил! Надо уже, избил сыновей уважаемых товарищей, если честно, таких же преступников, как этот Павел Зацепин. Хотя, лишь оборонялся и защитил свою честь. Так и жены, и тёщи тоже.
— Э, Иван Тимофеевич, так Вы договоритесь неизвестно до чего! Да, мы не знали, что Арнольд Исхакович и его сын Павел замешаны в разных преступных делах. И что дети товарищей Сулаквидзе и Дамиашвили тоже. Но это не значит, что с ними надо обязательно драться в ресторанах. В любом случае, Репнин совершил нарушение общественного порядка, и просто товарищи в Москве решили на этот раз простить ему эту хулиганскую выходку. Он уже и так много где подрался. Следующего раза ему точно не простят!
— Понятно, Леонид Самуилович. Что же, в таком случае и я не могу оставаться заместителем руководителя ВИА «Май». Некрасиво выглядит — секретарь парткома отдела, и поёт прозападные песни. Так с меня и основные обязанности никто не снимал. Так что, прошу и меня освободить от этой должности.
— Э, Иван Тимофеевич, отказываетесь от поручения партии? Вас направили в ВИА для идеологической работы, а Вы не хотите?
— Ну что Вы, Леонид Самуилович? Не справился я. Хотя, и по состоянию здоровья. В моём возрасте нечего на сцене красоваться.
— Хорошо, Иван Тимофеевич, сдайте дела товарищу Савицкому и можете быть свободны. Мы найдём ему достойного заместителя. Пусть только попробуют эти обманщики из Союза композиторов отказаться! Раз сами хотели наводить порядок в ВИА, так пусть и наводят! А мы посмотрим, что у них получится!
Глава 5
Вместе весело шагать…
Мне многое пришлось пережить с Ингой за эти полтора года, когда мы с ней сошлись в ночь на первого мая прошлого тысяча девятьсот семьдесят второго года. Вот тогда у меня всё и началось! До этого я, как ни странно, являлся Николаем Александровичем Романовым. Но не повезло мне. Хотя, может, всё же и повезло? Был я рослым и крепким мужчиной слегка за пятьдесят, подполковником российской армии в отставке, худо-бедно жил в две тысячи двадцать втором году и погиб, как раз первого мая, при защите Донбасса от укробандеровских войск. И, к сожалению, у меня дома, в Чебоксарах, остались красавица-жена Карина чуть меня моложе и уже взрослые сын с дочкой со своими семьями, где росли три наших внука. При мысле о них мне становилось сильно тяжело на душе.
Но, вообще-то, не совсем верную мне жену я теперь почти и не вспоминал. Разве что иногда, и то порой со злостью и презрением. Тоже ведь, вполне как Инга, хотела в молодые годы бросить меня, молодого и безденежнего офицера несчастной российской армии, и уйти с нашим сыном к школьному другу, как бы своей первой любви. Но тот, уже слегка разбогатевший, тогда просто не принял её. Карина, конечно, одумалась и потом родила мне и дочь, и ничего больше такого не допускала. Хоть она, как и Инга, досталась мне невинной, и даже заявляла, что вышла замуж за меня по любви, но далее, пусть никогда не изменяла — по крайней мере, и сама заявляла, и ни разу не попадалась, явно жила со мной, скорее, по привычке? Иначе не решилась бы, считай, уже на старости лет, и при примерном муже, и вполне тёплой семейной жизни, втайне от меня отправиться на встречу бывших одноклассников. Я, к счастью, жену поймал, ещё и целующуюся с прежним другом, и не дал ей изменить, и даже слегка побил и тут же прогнал мелкого олигарха с этой встречи. И именно её подлая выходка побудила меня отправиться добровольцем на свою очередную войну. Но, получается, не вернулся…