Первые опыты по получению этой самой нитроцеллюлозы, скажу честно, заставили понервничать. Теорию-то я, конечно, из прошлой жизни помнил, но одно дело — голая теория, а другое — бревенчатый сарай с дырявой крышей и колбами, купленными по дешевке у заезжего аптекаря. Ошибешься чуть в пропорциях кислот, температуре или времени — и вместо белой пушистой массы пироксилина получишь либо какую-то бесполезную бурду, либо, что еще хуже, такой фейерверк с пожаром, что мало не покажется.
Пару раз мы едва не спалили нашу «кухню». То вата вспыхнет — еле успеваем водой залить, то колба лопнет, обдав нас такими едкими парами кислот, что в горле дерет и слезы градом. Федька один раз даже руку обжег, сунулся не вовремя к чану с этой адской смесью. После этого я ввел драконовские правила: работать только в толстых кожаных фартуках и перчатках, морды по возможности мокрой тряпкой прикрывать, а при малейшем чихе — немедленно гасить реакцию и проветривать. Ребята нос воротили, но после нескольких «показательных выступлений» стали к моим инструкциям относиться с должным пиететом.
Потихоньку, набивая шишки да учась на своих же косяках, мы приноровились получать более-менее стабильный пироксилин. Но это, как оказалось, была только половина беды. Самым геморройным и опасным этапом была его стабилизация — нужно было вымыть все остатки кислот, которые могли привести к тому, что порох сам по себе загорится при хранении. Вот тут-то и начались настоящие пляски с бубном.
Один из реактивов, что «по наследству» с Охты достался, кажется, уксуснокислый натр, которым я собирался все это дело нейтрализовать, оказался с какими-то левыми примесями. И вот, во время очередного эксперимента, когда мы пытались промыть очередную порцию пироксилина этим раствором, что-то пошло не так. Сначала из чана повалил густой желтоватый дым с резким, удушливым запахом, а потом смесь вдруг как вспенится и полезла через край, бешено шипя и пузырясь.
— Назад! — только и успел я рявкнуть, отпихивая своих попощничков от этого чана.
Но было поздно. Лабораторию вмиг затянуло едким, непроглядным облаком, дышать стало просто нечем. Глаза резало так, будто в них битого стекла насыпали. Я еще попытался нащупать дверь, но ноги стали ватными, в голове застучали молоты, и мир просто вырубился.
Последняя мысль, что промелькнула: «Неужели все? Вот так, по-дурацки…»
В себя я приходил как-то урывками, будто из глубокого колодца с мутной водой выкарабкивался. Первое, что дошло до сознания — башка раскалывается, словно ее тисками сдавили. Потом — тошнота подкатила, и слабость такая, что пальцем не пошевелить. Во рту — сухость, а в горле стоял гадкий, едкий привкус. Кое-как разлепил веки — над головой бревенчатый потолок моей комнаты в барском доме. Рядом, на табуретке, носом клевал Орлов, осунувшийся и какой-то весь встревоженный.
— Ч-что… что стряслось-то? — выдавил я из себя, и голос прозвучал так, будто не мой был, а чужой, дохлый какой-то.
Орлов подскочил:
— Слава те Господи, очухался, Петр Алексеевич! А мы уж грешным делом подумали…
Ну и рассказал он, что приехал, значит, в имение по какому-то поручению от Брюса (кажись, привез кое-какой инструмент), и, подъезжая к усадьбе, заприметил странный дым, валивший из нашей «ведьминой кухни». Смекнул, что дело нечисто, и со своими солдатами рванул туда. Дверь, говорит, была изнутри заперта, пришлось высаживать. А там, в дымище, они нас троих и обнаружили — валяемся без чувств. Вытащили на свежий воздух, давай откачивать. Федька с Гришкой оклемались довольно быстро, отделались головной болью да кашлем. А вот мне, видать, досталось по полной программе — наглотался этой ядовитой дряни основательно.
Несколько дней я провалялся. Местный знахарь, которого Орлов притащил, поил меня какими-то травяными настоями, от которых, по-моему, только хуже становилось. Голова отказывалась соображать напрочь, мысли — как клубок спутанных ниток. Но это вынужденное ничегонеделание, как ни странно, пошло на пользу. Лежа пластом и тупо пялясь в потолок, я снова и снова гонял в голове тот злосчастный эксперимент. Что ж там пошло не так? Примеси в этом натре? Может быть. Но с чего такая бурная реакция? И тут в памяти всплыл какой-то занюханный обрывок лекции из университетского курса химии. Что-то там про стабилизацию нитроэфиров… дифениламин! Вот оно! Малюсенькая добавка этой штуковины, она связывает остатки кислот и делает пироксилин куда как стабильнее и безопаснее. Ну как я мог забыть такую элементарщину⁈ Видать, нервы да вечная спешка сделали свое черное дело. Понятно, что само вещество мне не найти, но суть-то меня натолкнула на выход.