Тут же в памяти всплыло, что реальная-то власть при Екатерине Первой, после смерти Петра, оказалась в руках ее приближенных, особенно этого созданного при ней Верховного тайного совета, который фактически и рулил страной. Вот уж действительно, пути Господни неисповедимы. Могу ли я изменить что-то и не допустить дворцовых переворотов? Все может быть.
Я потягивал венгерское вино, слушал громкие разговоры и разухабистый смех, а сам думал о том, какие еще сюрпризы подкинет мне это безумное путешествие во времени.
Ужин закончился, когда на дворе уже вовсю хозяйничала ночь. Голова немного гудела от выпитого венгерского да от громких разговоров, но сна — ни в одном глазу. Мы с Яковом Вилимовичем катили из дворца в его просторной карете, которая мерно так покачивалась на ухабах еще не мощенных питерских улиц. За окном то и дело мелькали редкие огоньки факелов да темные громады строящихся домов.
— Ну что, Петр Алексеевич, с победой тебя, что ли, — Брюс нарушил молчание, поудобнее устраиваясь на мягких подушках. — Отбоярился ты от этих святош, да еще и царя, похоже, окончательно на свою сторону перетянул. Не каждому такое по плечу, знаешь ли.
— Да уж, победа, — хмыкнул я. — Только вот какой ценой она далась? Чувствую, врагов у меня после сегодняшнего только прибавилось. Уж больно кисло на меня некоторые из «отцов» поглядывали. Да и среди вельмож, что на ужине были, не все мне добра желают.
Брюс кивнул, соглашаясь.
— Ты прав. Завистников и недоброжелателей у тебя теперь — пруд пруди. И не только среди попов. Сегодняшний ужин хотя и выглядел как праздник, на деле-то был своего рода смотр сил. Государь хотел поглядеть, кто как на твое «оправдание» отреагирует. И, должен тебе сказать, не все рожи мне там понравились. Есть у меня такое подозрение, что кое-кто из присутствовавших пекся о том, как бы твои успехи под себя подгрести или, наоборот, подгадить тебе да государю заодно.
Мы помолчали, каждый думая о своем. Становилось все яснее, что мы вляпались в историю с новым, еще более опасным противником. Это была внутренняя оппозиция, прикрывающаяся благочестивыми лозунгами и действующая из-за угла. И раскопать этих гадов, понять, чего они на самом деле хотят, было задачкой посложнее, чем новый порох изобрести.
— Государь тоже это прекрасно понимает, — продолжил Брюс, будто мысли мои прочитал. — Он сегодня имел со мной долгий и обстоятельный разговор. Обеспокоен он и угрозой церковного раскола, и возможным предательством в своем самом ближайшем окружении. Посему, дал он нам с тобой, Петр Алексеевич, еще более широкие полномочия. Касательно безопасности всего этого дела, а также выявления «внутренних врагов», как он сам выразился. Так что твоя «Инженерная Канцелярия» теперь, считай, будет выполнять и некоторые функции… ну, скажем так, Тайной канцелярии, только в более узкой сфере. Людей тебе подкинут, деньжат дадут. Но и спрос будет соответствующий, сам понимаешь.
Контрразведка? Или просто задача по созданию «СБ» в рамках защиты технологий? Если не выявить и не обезвредить тех, кто сует палки в колеса петровским реформам и моим собственным разработкам, то все наши труды пойдут коту под хвост.
— Что ж, Яков Вилимович, — сказал я после некоторого раздумья, — раз государь так решил, значит, будем работать.
Брюс усмехнулся. Он помолчал немного, а потом добавил:
— А есть у меня и более конкретные, и, надо сказать, весьма тревожные сведения. Мои людишки донесли, что среди духовенства есть группка особо радикально настроенных попов. Это не Яворский, тот хоть и консерватор, но человек государственный, с головой дружит. А эти — чистые фанатики, готовые на все, чтобы остановить «богомерзкие» новшества царя. Так вот, по слухам, они готовят серьезную провокацию. Намереваются объявить одно из твоих новых орудий — «дьявольским изобретением». Хотят поднять народ, призвать его к неповиновению властям и уничтожению этих самых «богопротивных» машин. Не удивлюсь, если им за границей деньжат дают. Если им это удастся, то может такой бунт начаться, что мало не покажется никому. Государь уже отдал приказ усилить охрану всех арсеналов и мастерских, но главная опасность — она ведь в головах у людей сидит.