Самовар, конечно, дело хорошее, душу греет, да и Государю приятно — тут спору нет. Но главная моя заноза, от которой ни днем, ни ночью покоя не было, никуда не делась. И звали эту занозу — сталь. Вернее, ее отсутствие в том виде, в каком она была нужна для моих «Смирновок». Бездымный порох, который мы потихоньку начинали гнать в Игнатовском в более-менее приличных количествах, создавал в стволе такое давление, что обычное железо, пусть даже самое распрекрасное, охтинское, просто не держало. Раздувало его, как лягушку через соломинку, а то и вовсе рвало к чертям собачьим при первых же выстрелах (до сих пор удивляюсь как первый прототип выдержал). Мои прежние пляски с бубном вокруг цементации, то есть попытки насытить углеродом хотя бы поверхность ствола, давали лишь кратковременный эффект. Снаружи ствол становился тверже, это да, но внутри оставался таким же мягким, и после пары десятков выстрелов начинал сыпаться. Нужна была сталь однородная по всей толщине, с точно выверенным содержанием углерода, чтобы и упругая была, и в то же время не хрупкая, способная выдержать адские нагрузки. В моем времени это называлось легированной оружейной сталью, и варили ее в мартеновских или электропечах, где каждый чих контролировался, и химический состав, и температура. Здесь же о таком можно было только в сладких снах мечтать.
Приходилось крутиться, исходя из того, что было под рукой, а под рукой, мягко говоря, было негусто. В Игнатовском я велел отгрохать еще одну кузницу, подальше от пороховых цехов, само собой, от греха подальше. Обычный кузнечный горн для наших затей не годился — он не давал достаточно высокого и, главное, стабильного жара. Я несколько недель ломал голову над его конструкцией, перерывая в памяти все, что когда-либо читал или слышал о старинных металлургических процессах. В итоге получилось нечто среднее между ежом и ужом: горн сложили из огнеупорного кирпича (который пришлось специально заказывать и тащить за тридевять земель), с хитроумной системой подачи воздуха от здоровенных мехов. А мехи эти, в свою очередь, приводило в движение водяное колесо, которое мы приспособили на ближайшем ручье. Такая конструкция позволяла добиваться более высоких температур и поддерживать их более-менее ровно.
Но сама по себе печка — это еще не все, даже полдела не сделано. Главное — сырье и технология, чтоб ее! В качестве исходного материала брали лучшее кричное железо, какое только удавалось раздобыть. Его перековывали по сто раз, чтобы выбить все шлаки и добиться хоть какой-то однородности. А вот дальше начиналась та самая «алхимия», от которой у любого нормального металлурга волосы бы дыбом встали. Для получения стали нужно добавить в железо определенное количество углерода. Но как это сделать, чтобы не переборщить и не недодать? Я перепробовал кучу способов. Один из них — так называемый «томленый»: куски железа пересыпали древесным углем (причем, я быстро сообразил, что уголь из разных пород дерева дает разный результат, и мы начали экспериментировать с березовым, дубовым, сосновым — целая наука!) и запечатывали в глиняных коробах. Потом эти короба ставили в горн и долго-долго томили при высокой температуре. Смысл был в том, чтобы углерод из угля потихоньку «впитался» в железо. Процесс был долгий, нудный, а результат — как бог на душу положит. Иногда получалась вполне сносная сталь, а иногда — такой переуглероженный, хрупкий чугун, что только на переплавку и годился, никуда больше.
Другой метод, который я пытался освоить, был ближе к тигельной плавке, хотя до настоящих тиглей нам было как до Китая в известной позе. Мы лепили небольшие глиняные «стаканы» из самой огнеупорной глины, какую только могли нарыть, обжигали их до состояния камня. В эти «стаканы» закладывали мелко нарубленное железо вперемешку с толченым древесным углем и небольшим количеством флюса (измельченного известняка или речного песка — тоже подбирали наобум, методом тыка) для удаления всякой дряни. Потом эти «стаканы» ставили в самый жар горна. Расплавить железо до жидкого состояния в таких условиях было почти нереально, но удавалось довести его до такой консистенции, как густое тесто, когда углерод мог активнее с ним соединяться. Полученные «лепешки» потом снова и снова проковывали, чтобы выгнать остатки шлака и добиться более-менее равномерного распределения углерода.