Информация о таком прорыве не должна просочиться ни при каких обстоятельствах. По крайней мере, до тех пор, пока мы не будем готовы штамповать эти штуки тысячами. О полноценной СМ-1, моей магазинной винтовке, я пока мог только мечтать. Технологии производства нужной стали, стабильного бездымного пороха в промышленных масштабах — все это было еще в туманном будущем, дело не одного года. Но первый, самый главный шаг был сделан.
Однако радоваться было рановато. Во время очередной серии испытаний, когда мы уже немного обнаглели и начали экспериментировать с увеличением заряда инициирующего состава в капсюле, один из них выдал неожиданно мощную вспышку. Раздался резкий треск, и из затвора фузеи вырвался целый сноп искр. Осмотр показал, что металл в месте удара бойка оплавился и пошел мелкими трещинами, как паутина. Еще немного, и затвор могло бы разнести вдребезги, покалечив стрелка. Проблема стабильности и предсказуемости гремучей ртути не исчезла. Наш капсюль был эффективен, но все еще опасен. Предстояла еще долгая и нудная работа по его доводке до ума.
Стоило мне высунуть нос из своего тихого Игнатовского и вернуться в Петербург, как тут же закрутило-завертело в придворной карусели. После тишины и сосредоточенности лаборатории это все казалось шумным и пустым. Интерес к моей скромной особе после новогоднего салюта не поутих, наоборот, разгорелся. Куда ни сунься — везде любопытные взгляды и настырные расспросы. Особенно доставала Дарья Арсеньева, одна из самых трепливых фрейлин будущей государыни. Эта вертихвостка, похоже, задалась целью вытянуть из меня все секреты «лапландского изумруда». Она буквально по пятам за мной ходила на ассамблеях, заваливая вопросами. Я отмахивался общими фразами, ссылался на гостайну, но она и не думала отставать, глазенки так и сверкали от азарта, как у гончей, учуявшей лису.
Мария Гамильтон, в отличие от прямолинейной, как оглобля, Арсеньевой, подкатывала куда хитрее. Эта девушка, с ее ангельским личиком и тихим голоском, вызывала у меня какую-то особую симпатию. И оттого ее интерес был вдвойне приятен. Она вкрадчиво интересовалась тонкостями, и самим «изумрудом», и мифическим «стабилизатором», без которого, по моей же легенде, и фейерверк был бы так себе, и цвета не такие забористые. Она выспрашивала о его составе, о способах хранения, о том, насколько он летуч и опасен. Вопросы были настолько в точку, что нет-нет да и закрадывалось неприятное подозрение: уж не химик ли она сама, или кто-то очень грамотный ей на ухо шепчет, что спрашивать? Я гнал от себя эти мысли, надеясь, что это просто живое любопытство, а в худшем случае — кто-то умело ее использует. Делал вид, что польщен ее тягой к науке, и, как бы по большому секрету, сливал ей какую-то чушь, еще больше запутывая следы. Пусть покопаются, может, и сами что-нибудь интересное надумают.
Чтобы подогреть их любопытство и направить его в нужное мне русло, я провернул один фокус. В своей Инженерной Канцелярии, где теперь вечно терлись какие-то люди — от моих «академиков» до просителей и поставщиков, — я «случайно» оставил на столе, в приемной, несколько листков с «заметками». Там были нацарапаны какие-то формулы, чертежи непонятных агрегатов и, самое главное, несколько фраз о «стабилизаторе», его «уникальных свойствах» и «способности усиливать свечение металлов при высоких температурах». Бумажки пролежали на видном месте ровно столько, чтобы их успели заметить и, может, даже срисовать, а потом «исчезли». Яков Вилимович, которому я рассказал об этой маленькой диверсии, только ухмыльнулся.
— Отлично, капитан, — протянул он. — Пусть думают, что на золотую жилу наткнулись. Шведы сейчас, как цепные псы, рыщут в поисках любых новинок.
И приманка сработала. Да еще как! Через пару дней Брюс, с таким мрачным удовлетворением, будто кота сметаной накормил, сообщил мне новость. Одна из фрейлин, особенно вхожая к Марте Скавронской, некая Аграфена Лихачева, попыталась подкупить моего молодого писаря, шустрого дьячка по имени Гаврила. Предлагала ему кругленькую сумму за доступ к моим личным бумагам, которые, по ее данным, хранились в Игнатовском. Она конечно, врала, что ее интересуют исключительно «забавные опыты с огоньками», и ничего больше. Гаврилка, уже проинструктированный Брюсом на такой случай, сделал вид, что ломается, набил цену и тут же настучал обо всем куда следует.