— Может, она поняла, что ее раскрыли? — предположил я.
Брюс нахмурился.
Во мне боролись два чувства. С одной стороны — холодный расчет инженера-попаданца, чей план начал приносить плоды. А с другой, какое-то горькое разочарование. Ну не хотелось верить, что именно эта чарующая женщина, оказалась главным связующим звеном шведской резидентуры. Может, ее просто используют? Может, она пешка в чужой игре? Но факты, которые Брюс методично выкладывал, были упрямы. И чем дальше, тем меньше оставалось места для сомнений.
Развязка этой части интриги, впрочем, не заставила себя слишком долго ждать. Буквально через пару дней, после очередного утомительного заседания в Военной Коллегии, ко мне, мило улыбаясь, подошла Марта Скавронская. Она всегда появлялась в нужное время и в нужном месте.
— Петр Алексеевич, душенька, — проворковала она своим обволакивающим голоском, — тут Мария Гамильтон слезно просила передать… У нее к вам, говорит, дело государственной важности, неотложное и весьма деликатное. Не могли бы вы уделить ей толику вашего драгоценного времени для беседы с глазу на глаз? Уверяет, что все это для блага нашего любезного Отечества. Мне не говорит ничего.
Я посмотрел на Марту, пытаясь уловить в ее глазах хоть намек на истинные мотивы, но там, как всегда, плескалась лишь показная простота. Затем перевел взгляд на саму Гамильтон, которая скромно маячила в нескольких шагах поодаль, делая вид, что с невероятным интересом разглядывает портрет какого-то давно почившего вельможи. Она была чуть бледна, от того ее красота казалась еще более утонченной. И на мгновение мне стало ее почти жаль. Но когда наши глаза встретились, жалость улетучилась. В ее чуть прищуренных глазах неприкрыто горел хищный огонь. Ни тени заботы о «благе Отечества». Только расчет и звериный азарт охотника, учуявшего добычу.
Ну, здравствуй, Миледи. Кажется, ты окончательно созрела, чтобы клюнуть на мою особую приманку. И наживка эта может оказаться для тебя последней. А мне остается лишь констатировать, что даже самые красивые цветы иногда скрывают смертельный яд. Я сказал Марте, что чуть позже назначу ей аудиенцию и ретировался.
Пока Гамильтон расставляла шпионские сети, а мы с Брюсом готовили ей «сюрприз», жизнь в моей Инженерной Палате и мастерских в Игнатовском, само собой, не замерла. Май выдался по-настоящему горячим — и в прямом, и в переносном смысле. Работа над СМ-0.1Ф, велась полным ходом. Это была реально адская работа. Десятки, если не сотни, испорченных стволов, которые новый порох просто рвал на части. Бесчисленное количество затворов, которые, то намертво клинило, то, наоборот, гуляли во все стороны. Мои «академики» и старые мастера, Федька с Гришкой во главе, буквально дневали и ночевали в мастерских, черные от копоти и металлической стружки, с красными от недосыпа глазами. Сколько раз я видел, как они, отчаявшись, готовы были все бросить, но потом снова, упрямо, брались за дело. Кровью и потом — это не для красного словца, это была наша ежедневная реальность.
Гришку с Федькой пора переводить из мастеров куда повыше. Кажется они уже созрели быть руководителями проектов при должностях.
К середине мая первая опытная партия СМ-0.1Ф (с исправленными «детскими» болячками) — полсотни штук — была готова. Я смотрел на эти фузеи со смешанными чувствами. С одной стороны, это был прорыв. Они реально стреляли! Причем стреляли без этого чертового густого дыма, который на поле боя превращал солдат в слепых кутят. И осечек, благодаря капсюлю, было в разы меньше, чем у этих допотопных кремневых ружей. Но с другой стороны… Качество. По моим меркам, инженера из двадцать первого века, качество было просто отвратным. Люфты, зазоры, местами обработка топорная. Это «сырой» продукт, собранный на коленке, в дикой спешке, но это было лучшее, что мы могли выжать на тот момент.
Государь, которого Брюс тут же известил о завершении этого этапа, долго ждать себя не заставил. Примчался в Игнатовское пулей, будто на пожар, в сопровождении только Меньшикова да пары офицеров. Я ему устроил показательные стрельбы. Сам взял одну из фузей, показал, как быстро заряжается — патрон в ствол, затвор закрыл, курок взвел.
Бах! Еще раз! И еще!
Никакого дыма, только легкое, едва заметное облачко. Солдаты из моей «опытной команды», уже наловчившиеся с новым оружием, такой частый огонь дали, что бывалые гвардейцы из свиты Петра только челюсти поотвешивали.
— Ай да Смирнов! Ай да голова! — Государь эмоций не сдерживал. Впрочем, он всегда такой. Подошел, взял фузею, сам пару раз пальнул. — Без дыма… И палит-то как часто! Да с таким ружьишком мы этому Карлуше хвост-то знатно прищемим!