— Береги себя, Петр, — сказал он непривычно тихо.
И тут в комнату влетел запыхавшийся адъютант Брюса.
— Ваше сиятельство! Донесение! — он протянул графу небольшой, запечатанный пакет.
Брюс быстро вскрыл его, пробежал глазами по строчкам. Лицо его стало еще более каменным.
— Ну что ж, Петр Алексеевич, — он медленно поднял на меня сочуствующий взгляд. — Похоже, наша игра становится еще интереснее. Мария Гамильтон будет на встрече не одна. С ней прибудет полковник Эрик фон Штальберг. Личный посланник Карла. Известен своей исключительной жестокостью и дьявольским умом. Похоже, шведы решили не размениваться по мелочам.
Замечательно. Теперь это была дуэль с одним из лучших агентов Карла XII.
Глава 17
День «Х» настал. Заброшенный трактир на Выборгской встретил меня заколоченными ставнями и таким запахом сырости и тлена, что хоть святых выноси. Местечко — самое то для таких дел. Я вошел внутрь чуть прищурившись, стараясь разглядеть вероятного противника. Моя роль «обиженного гения», готового слить родину за мешок золота, требовала актерского таланта, которого у меня, честно говоря, было как у козла молока.
В полутемной комнатушке, где горела всего пара оплывших свечек, меня уже ждали. Мария Гамильтон, бледная, но все еще сногсшибательная в своем темном платье, и рядом с ней — полковник Эрик фон Штальберг, судя по всему. Высоченный, сухой, с голубыми глазами и шрамом через всю левую щеку. От него разило опасностью. Вот это противник, не чета придворным интриганам.
— Господин Смирнов, надо полагать? — его русский был почти идеален, только легкий акцент выдавал иностранца. — Наслышан о ваших… дарованиях. И о вашем, скажем так, недовольстве нынешним положением вещей.
— Дарования не всегда ценят по заслугам, — я постарался нагнать в голос побольше горечи. — Особенно когда вокруг одни завистники да костные ретрограды. Государь слеп, а его генералы… о них и говорить нечего.
Гамильтон молчала, только взгляд нервно метался от меня к полковнику и обратно. Ее явно колбасило.
— Мы готовы оценить ваши дарования по достоинству, господин Смирнов, — Штальберг хищно улыбнулся. — Ежели, конечно, то, что вы предлагаете, действительно того стоит. Золото и безопасность для вас и ваших… близких, буде таковые имеются, мы обеспечим. Но сперва — товар.
Я выложил на стол заранее подготовленный пакет с липовыми чертежами и пузырек с «лапландским изумрудом».
— Здесь все, что вам надобно, дабы опередить русских на десятилетия, — я старался говорить убедительно. — Секрет пороха, коего аналогов нет. И стабилизатор, позволяющий…
Договорить я не успел. В тот самый момент, когда Штальберг потянулся к пакету, снаружи грохнуло и раздались крики: «Именем Государя! Стоять, изменники!»
Люди Брюса ворвались в комнату. Штальберг среагировал моментально. Он рванул к столу, пытаясь сцапать мои «чертежи». Я кинулся ему наперерез. Завязалась короткая, драка. Полковник был силен и верток. Он отшвырнул меня в сторону, и в его руке блеснул кинжал. Я успел увернуться, ощутив, как лезвие чиркнуло по левому предплечью, обжигая резкой болью. Кровь брызнула, пачкая рукав и разбросанные по полу бумаги. Я снова бросился на него, сбив с ног. Мы покатились по грязному полу, обмениваясь ударами. В какой-то момент мне удалось заломить ему руку и припечатать к полу. Тут же подскочили солдаты Орлова и скрутили шведа.
Гамильтон в это время билась в самой настоящей истерике. Она визжала, царапалась, пыталась вырваться из рук двух здоровенных гвардейцев, которые ее держали. Когда я, тяжело дыша, поднялся на ноги, она уставилась на меня взглядом, полным лютой ненависти. И вдруг, изловчившись, она выдернула одну руку и кинулась на меня, целясь ногтями в лицо. Это было так внезапно, что я на мгновение опешил. Ее тело впечаталось в мое, я почувствовал запах ее духов. Это была разъяренная волчица, готовая на все. Схватка была короткой, но какой-то… слишком уж близкой. Я перехватил ее запястья, прижал к стене. Она смотрела на меня горящими глазами, тяжело дыша.
— Все кончено, Мария, — тихо сказал я, пытаясь отдышаться.
Заварушка стихала. Несколько шведских охранников, пытавшихся рыпнуться, были либо уложены на месте, либо ранены и обезоружены. Брюс, вошедший в комнату, окинул взглядом поле боя.
— Чистая работа, Петр Алексеич, — он коротко кивнул мне, потом его взгляд упал на мою окровавленную руку. — Ранили?
— Царапина, — отмахнулся я.