Как-то вечером Магницкий зашел ко мне в кабинет какой-то особенно мрачный, даже ссутулился, что на него было совсем не похоже. Долго молчал, раскладывая на столе исписанные мелким почерком листы.
— Ну что, Леонтий Филиппович? — спросил я, в ожидании плохих новостей. — Есть сдвиги по расчетам прочности ствола для СМ-1? Нашли, где я накосячил в выкладках?
Магницкий тяжело вздохнул, снял очки и принялся медленно протирать их краем своего камзола, явно оттягивая неприятный момент.
— Сдвиги-то есть, Петр Алексеевич, — наконец выдавил он, глядя куда-то мимо меня, на огонь в камине. — Только они такие, что… — он запнулся, явно пытаясь подобрать слова, чтобы не так сильно меня расстроить. — Ежели расчеты мои верны, а я их три раза перепроверил и ошибок вроде не нашел, то для тех характеристик, что вы закладываете в ваше ружье СМ-1, для той начальной скорости пули и того давления пороховых газов… нужна сталь с такими свойствами, какой просто нет. И, смею вам доложить, — тут он поднял на меня глаза, и в них была такая неподдельная тоска, — получить ее нереально.
Я смотрел на него. Нереально?
Я тупо уставился на чертежи, где уже почти в полный рост вырисовывалась моя будущая винтовка, и чувствовал, как весь фундамент проекта трещит по швам. Столько сил, столько рисков, столько всего поставлено на карту — и на тебе, уперлись в стену! Да не может такого быть! Выход должен быть, по-любому. Я же не с потолка все эти технологии взял, они же существуют, работают! Ну да, в другом времени, с другими возможностями… Но ведь и здесь, в этом чертовом XVIII веке, люди умудрялись творить такое, что потомкам и не снилось, двигали науку вперед семимильными шагами. Значит, и я должен что-то придумать.
Пока я бился головой о стену металлургических ребусов, тучи сгущались на другом фронте, не менее важном — дипломатическом. Брюс в последние недели ходил мрачнее грозовой тучи. Его взгляд как будто подернулся пеленой, а те крохи информации, которыми он со мной делился при наших редких встречах, оптимизма как-то не добавляли. Агентура Якова Вилимовича, которая раскинула свои шпионские сети по всей Европе, подтверждала самые хреновые прогнозы, которые еще раньше озвучивала Марта. Успехи русского оружия, особенно после Нарвы, да еще и на фоне наших технологических прорывов, пусть пока и не глобальных, не на шутку взбудоражили «цивилизованных» соседей. Еще вчера они на «варваров московитских» смотрели сверху вниз, а сегодня вдруг разглядели реальную силу, способную весь расклад на континенте поменять. И им это, ясное дело, поперек горла.
— Петр Алексеич, дела наши с каждым днем все хуже, — говорил Брюс, задумчиво покручивая в пальцах серебряную табакерку, подаренную Государем. Мы сидели у него в кабинете в Преображенском приказе, куда я заскочил доложить, как там дела в Игнатовском, ну и заодно посоветоваться насчет этой проклятой стали. — Сведеньица, что приходят из Лондона, да и из Вены, честно говоря, совсем не радуют. Похоже, наши европейские «партнеры», как их там Государь называет, увидели в усилении России реальную угрозу своим шкурным интересам. И теперь мечутся.
Англия, которая всегда на дыбы вставала, если кто-то смел бросить вызов ее морскому и торговому господству, ну никак не могла спокойно смотреть, как Россия на Балтике свои позиции укрепляет. Окно в Европу, которое Петр с таким трудом прорубал, для них было как заноза в заднице, которую надо было поскорее вытащить. Голландия, которая была нам вроде как союзницей в борьбе против французской гегемонии, теперь, похоже, в русском флоте и растущей русской торговле видела прямого конкурента. Даже Австрия, которая, казалось бы, от балтийских дел далека, как от Луны, и та начала проявлять беспокойство. Усиление православной России на севере могло им аукнуться на юге, среди славянских народов, которые и так тяготели к Москве. Старая песня о «русской угрозе», которую я по истории своего времени знал наизусть, начинала звучать и здесь. Только теперь я был непосредственным участником событий, и от моих действий, зависело, какой будет эта песня — победным гимном или реквиемом.
— Они там тайный альянс сколачивают, барон, — продолжал Брюс, понизив голос до шепота, хотя в кабинете, кроме нас, никого. — Пока это все больше подковерные игры, обмен посланниками, прощупывание почвы. Но цель-то ясна как божий день: не дать России слишком сильно подняться. Задушить нас в зародыше, пока мы не превратились в настоящего европейского титана. И главный инструмент у них, наш старый «друг» Карл Шведский. Его сейчас пытаются набить деньгами, оружием, подначивают продолжать войну, обещают всяческую поддержку. Лишь бы он и дальше связывал наши силы, опустошал казну, не давал Петру Алексеевичу нормально заняться внутренними реформами. А ведь с момента победа под Нарвой, шведы по-быстрому заключили мир с ляхами и метнулись перебрасывать войска на восток. Как раз ты начал буйную деятельность.