— Господа, — начал я свою речь. — Я знаю, что вы служите не королю, а звонкой монете. Я хочу предложить вам сделку.
Я выдержал паузу.
— Сейчас вы — пленники. Судьба ваша незавидна. Либо сгниете в русских острогах, либо вас обменяют, и вы снова окажетесь на службе у шведов без гроша в кармане. Я же предлагаю другое. Помогите мне довести эти два фрегата до Московии. За это каждый из вас получит свободу, пятьдесят золотых риксдалеров и одну из моих шняв со всем снаряжением в полное владение. Сможете уйти на ней куда глаза глядят — хоть в Данию, хоть в Голландию. Вы станете свободными и богатыми людьми.
В наступившей тишине было слышно, как скрипят мачты. На их лицах была целая гамма чувств. Сначала — недоверие, потом — жадный, хищный блеск. Это было предложение, от которого не отказываются.
Первым не выдержал какой-то датчанин. Он сплюнул на палубу табачную жвачку.
— Мы согласны, капитан, — пророкотал он басом. — Но где гарантия, что вы нас не обманете?
— Мое слово — слово русского барона, — ответил я, глядя на него. — А кроме того… — я обвел взглядом своих преображенцев, — у вас все равно нет другого выбора.
Датчанин ухмыльнулся и протянул мне свою широченную, как лопата, ладонь.
— Идет, — сказал он.
Сделка состоялась. Глебов, наблюдавший за этой сценой, подошел ко мне. Его лицо было мрачнее тучи.
— Петр Алексеич, да это видать бывшие пираты! — прошипел он. — Им нельзя доверять! Они перережут нас во сне и заберут корабли!
— Капитан, это вынужденная мера, — ответил я, хотя и сам понимал весь риск. — Других моряков у нас нет. А чтобы эти господа не наделали глупостей… — я кивнул в сторону наемников, — к каждому из них приставить по два наших самых верных солдата. С заряженными фузеями и четким приказом: при малейшей попытке к бунту — стрелять без предупреждения. Пусть знают, что мы им доверяем, но и глаз с них не спустим.
Глебов покачал головой, но спорить не стал. Он был солдатом и привык выполнять приказы.
С наступлением сумерек завод превратился в растревоженный муравейник. Под светом факелов, отбрасывавших на стены цехов пляшущие тени, началась лихорадочная погрузка. Я отдал приказ забирать все самое ценное. Мои солдаты и пленные рабочие тащили на причал, а оттуда шлюпками на борт трофейных фрегатов нескончаемый поток добычи. В самом «городке», который окружал берег, все будто попрятались. Я туда не лез, не хватало еще мирных людей кошмарить. Не лезут — и ладно. Да там и людей было от силы пара тысяч работяг (некоторые, кто был в это время на работе, были добровольно-принудительно задействованы в погрузке).
Я лично стоял на причале, руководил процессом, и чувствовал себя одновременно и стратегом, и мародером. Жадность инженера боролась во мне со здравым смыслом. Каждый лишний ящик, слиток металла — это минус к скорости, но остановиться не мог.
Наша небольшая флотилия зашла в бухту, обходя английский корабль. В трюмы «Фреи» и «Тора» летело все. Слитки лучшей данеморской стали, тяжелые медные болванки, ящики с гвоздями, цепями. Какие-то совсем диковинные руды, которые я пока не идентифицировал. Я приказал вынести из мастерских измерительные инструменты и даже несколько небольших, хитроумных станков. И, конечно, самое главное — сундук с компроматом на лорда Эшворта. Его я запер в своей каюте на «Фрее» и приставил к двери двух часовых.
Ночь пролетела как один миг. Люди работали на износ, падали от усталости, но я подгонял их, зная, что с рассветом сюда могут еще корабли зайти. Да и англичане стоявшие на выходе, нервировали. К утру погрузка была почти завершена. Мои новые фрегаты осели, превратившись из быстроходных хищников в неповоротливых, тяжело груженых купцов. В душе боролись два чувства: восторг от неслыханной добычи и ледяное предчувствие беды. В открытом море мы будем легкой мишенью.
К вечеру следующего дня завод был выпотрошен. Все, что представляло хоть какую-то ценность для моей будущей промышленной империи, было погружено в трюмы. Корабли стояли на рейде, готовые к отплытию. Пришло время для последнего аккорда.
Англичане, что странно, просто наблюдали за нами. Не беспокоят — и ладно.
Я отдал приказ. Несколько групп моих преображенцев пришли в движение. Они работали слаженно. Тяжелые дубовые бочки с «Дыханием Дьявола» установленые в самых уязвимых точках завода (у подножия домен, в сердце механического цеха, на складах с остатками угля) должны были поставить точку в этой авантюре.
Это была военная необходимость. Хотя, кого я обманываю, это было чистое желание оставить после себя выжженную пустыню. Я хотел, чтобы шведы, придя сюда, не смогли восстановить производство и за год.
— Фитили! — скомандовал я в рупор с мостика «Фреи».
На берегу мелькнули огоньки. Солдаты, чиркнув огнивом, подожгли шнуры и, не оглядываясь, бросились к последней оставшейся у причала шлюпке.
— Поднять якоря! Малый вперед!
Моя разномастная флотилия пришла в движение. Впереди, тяжело переваливаясь с боку на бок, шли два перегруженных фрегата. За ними, словно цыплята за наседкой, вытянулась вереница из двенадцати шняв. Мы медленно выползали из гавани, по дуге обходя англичан. Я не удержался и помахал рукой английскому капитану, рассматривающего нас в упор.
В тот момент, когда флагманская «Фрея» миновала входной маяк, за нашими спинами начался ад.
Сначала раздался глухой, утробный рев, от которого, содрогнулась даже вода под килем. Огромный, ослепительно-белый огненный шар раздулся на месте доменных печей, на мгновение затмив садящееся солнце. Затем он всосался в себя с жутким, чавкающим звуком, и тут же за ним последовала серия взрывов поменьше. Весь завод превратился в один сплошной, ревущий огненный шторм. Языки пламени взметались к небу, пожирая деревянные постройки и оплавляя каменные стены. Густой черный дым, пропитанный вонью горелого металла и химии, закрыл горизонт.
Особое наслаждение было смотреть суматоху у англичан. Труханулись, ребятки.
Я стоял на мостике, не отрывая подзорную трубу от глаз. На внешнем рейде, в нескольких милях от этого ада, четко вырисовывался силуэт британского линкора. Он не сдвинулся с места. Его капитан, как и я, наблюдал за происходящим. Я мог представить, что творилось у него на душе. Его хитроумная схема, контрабандная кормушка, на его глазах превращалась в пепел. И он ничего не мог сделать. Он был бессилен. Это был момент моего абсолютного триумфа. Я выполнил задачу, унизил сразу двух врагов, оставив каждого с носом.
Теперь главное чтобы линкор нас не преследовал. Но, думаю, картина взрыва еще долго будет перед глазами наглосакса. Здравый смысл должен подсказать английскому капитану, что столь наглый и самоуверенный уход моей «флотилии» неспроста, у меня найдется чем ответить. Хорошо, что он не знает правду. У меня всего лишь одна бомба и немного «щук», чья мощь вызывает вопорсы.
Мы выходили в открытое море. На кораблях царило приподнятое настроение, почти эйфория. Солдаты, высыпавшие на палубу, орали что-то разудалое, размахивая шапками. Мои новые союзники-пираты, уже получившие аванс, горланили свои песни, предвкушая скорое богатство. Даже хмурый Глебов позволил себе расслабиться и травил байки молодым офицерам. Мы победили. Хотя нет, не победили — мы сорвали джекпот.
В этот момент эйфорию разорвал резкий, тревожный крик дозорного, донесшийся с марсовой площадки:
— Парус на горизонте! Прямо по курсу! Идет наперерез!
Все разговоры и смех на палубе мгновенно смолкли. Я рванул трубу из рук подбежавшего мичмана и припал к окуляру. Сердце ухнуло куда-то вниз. Дозорный не ошибся. На чистой линии горизонта, там, где море сливалось с темнеющим небом, виднелся одинокий парус. Низкий, стремительный силуэт, характерные, чуть скошенные мачты и огромная площадь парусности. Он шел под всеми возможными парусами и летел по волнам, пожирая мили.
Это был не швед. Шведские корабли я уже научился узнавать. Судя по оснастке и обводам корпуса, это мог быть либо голландский «охотник за призами», либо, что еще вероятнее, флибустьер-перехватчик, из тех, что не поднимают флага до последнего момента. Он был один. Но мало приятного в этом, ведь он был охотником, а мы, со своими перегруженными, неповоротливыми фрегатами, — идеальной мишенью. Медленным, жирным караваном, набитым сокровищами.