Дверь за ним захлопнулась. Мастера не смели поднять голов. А Алексей так и стоял, глядя на брошенную отцом ось. Его плечи обмякли, руки безвольно повисли. Мальчишка. Его маленький мир, где он был грозным начальником, сломался, погребая его под обломками собственного тщеславия.
Ночью я нашел его в цеху. Он сидел на перевернутой кадке у молчащей наковальни, один в огромном, темном помещении, и смотрел в никуда. Подойдя, я молча сел рядом. Он даже не повернул головы.
— Все… — глухо произнес он. — Теперь все. Он меня… проклял.
— Нет, — спокойно ответил я. — Он разочаровался. Это хуже.
Алексей вздрогнул и поднял на меня полный ненависти взгляд.
— Это вы все подстроили! Вы! Чтобы унизить меня перед ним!
Я не стал спорить.
— Я не могу тебя научить. Я инженер, а не царь. Я мыслю цифрами и механизмами. Но есть люди, которые знают то, чего не знаю я.
Кивнув в сторону дальней каморки, где отдыхал старый мастер Матвеич, я продолжил:
— Твой отец слушает генералов и адмиралов. Послушай и ты своего «фельдмаршала». Вон он сидит. Поговори с ним. Не как царевич с холопом. А как виновный подмастерье, который запорол работу и пришел просить совета.
Алексей смотрел на меня, не понимая. В его мире царевичи не просили советов у кузнецов.
— Он не станет со мной говорить, — растерянно прошептал он.
— Станет. Если увидит человека, который хочет понять.
Я поднялся и ушел, оставив его одного со своим выбором. Переступит ли он через свою гордыню? Это был тот самый калиброванный риск. Я мог лишь подтолкнуть его к краю, а прыгнет он или нет — зависело только от него.
Просидев час, а затем и другой в своей конторе за отчетами с основного производства, я уже решил, что эксперимент провалился. Но тут дверь тихо скрипнула, и на пороге появился Матвеич. За его спиной тенью маячил Алексей.
— Ваше благородие, — прохрипел старый кузнец, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Царевич тут… мысль одну высказал. Насчет закалки ступиц. Бредовая, конечно, на первый взгляд… а ежели подумать…
Я поднял глаза на Алексея. Он смотрел в пол, но в его глазах больше не было отчаяния. Там тлел едва заметный огонек интереса. Моя пешка пересекла доску и, кажется, была готова превратиться в новую фигуру.
Прорыв с царевичем на «опытном участке» принес неожиданные плоды. Он, конечно, не превратился в инженера, зато в нем проснулось любопытство. Он начал задавать вопросы, сперва робко, затем все настойчивее. Изучая мои чертежи, он, сам того не осознавая, пытался скопировать систему. Мою систему. Вводил двойной контроль приемки, требовал вести учет каждой заклепки. Эта неумелая, карикатурная копия Игнатовского мне, как ни странно, льстила.
Однако времени на педагогические экзерсисы не оставалось. На повестке дня стояла задача куда более масштабная — легализация финансового фундамента будущей Империи. Вооружившись кипой расчетов и чертежами будущей железной дороги, я отправился к Государю. Ранее мы согласовали создание банка, но тут же появился новый фактор — Морозовы. А это без Государя не утвердишь. Я собирался идти напролом, будучи уверенным в неоспоримости своих аргументов. Грубая ошибка. Я недооценил главного противника — Александра Даниловича Меншикова, который, очевидно, уже прознал о моем союзе с Морозовыми.
Не успел я даже развернуть свои бумаги, как Светлейший, уже сидевший у Петра, расплылся в сытой, хищной улыбке.
— А вот и наш бригадир-выдумщик! — пророкотал он. — Снова, чай, с прожектами, что казну вконец разорят?
Я проигнорировал его выпад, обращаясь к Петру, который мрачно разглядывал карту южных рубежей.
— Государь, дело о постройке железной дороги, тобой одобренное…
— Знаю твое дело, — перебил Петр, не отрывая взгляда от карты. — И знаю, что денег в казне на него нет. Ни полушки.
— Именно поэтому я здесь, Государь. Есть способ изыскать средства, не обременяя казну…
Тут-то Меншиков и нанес свой упреждающий удар.
— К чему эти немецкие хитрости, Петр Алексеевич? — вкрадчиво начал он. — Займы, акции… Тьфу! Путь к процветанию державы всегда был один — прямой и понятный.
У меня даже челюсть раскрылась.
Развернув перед Петром свой собственный, начертанный на грубом пергаменте план, он чеканил слова:
— Объявим «дорожный налог» на всю Империю. По полтине с души. Соберем на дело работных людей. По десять тысяч с каждой губернии. Пусть не за деньги, а за Отечество пот проливают. Не хватает железа? Возьмем заем у голландцев. Они дадут. Под залог будущих поставок пеньки и леса на десять лет вперед. Просто, надежно и быстро!