Он долго молчал. Перед ним было прямое испытание его воли и способностей к управлению. Я, конечно, рисковал, ставя на него такую карту, но другого пути не было. Разумеется, пускать все на самотек я не собирался. В ту же ночь в моей каморке появился капитан Глебов.
— Отбираешь десяток самых толковых преображенцев, — тихо сказал я ему. — С завтрашнего дня вы — простые рабочие в адмиралтейских мастерских. Задача — быть моими глазами и ушами. Наблюдать за царевичем. Не вмешиваться, не помогать, если только не случится прямой угрозы. Докладывать мне обо всем. И еще… если увидишь, что дело совсем идет к провалу, что он не справляется и мы рискуем сорвать поставку, — ты, твои люди, должны быть готовы за одну ночь исправить все его ошибки. Тайно. Чтобы к утру все было готово. Докладывай мне, если будут сложности. И да, он об этом знать не должен. Понял?
— Так точно, ваше благородие, — без лишних вопросов ответил Глебов.
Моя страховка. Для успокоения собственной совести и для объективной оценки его способностей. Он должен был справиться сам, хотя я не мог позволить его возможной неудаче погубить целую армию.
На следующий день Алексей принял вызов.
— Хорошо, барон. Я сделаю это.
И царевич принялся за дело. Началась неделя ада. Алексей с ходу увяз в глухом сопротивлении всей адмиралтейской системы. Моих технических знаний у него не было, зато обнаружилось то, чего я никак не ожидал, — болезненная педантичность и въедливость. Он часами просиживал в архивах, сверяя накладные на поставку угля с реальными остатками на складе, и ловил интендантов на приписках (к слову, эдакий учет все же ввело удачно, переняли опыт Игнатовского).
Каждый вечер Глебов докладывал мне. Его донесения были сухими. «Царевич провел четыре часа, сверяя ведомости. Выявил недостачу. Устроил разнос приказчику». «Вступил в перепалку с мастером кузнечного цеха из-за качества закалки. Мастер пытался его обмануть, но царевич сослался на инструкцию, которую ты ему дал. Мастер отступил». Организация перевозки осей имела множество нюансов, начиная от инспектирования судов, которые перевезут их, заканчивая назначением ответственных на местах при волоке. Слушая Глебова, я все больше убеждался, что моя страховка, скорее всего, не понадобится. Алексей заставлял ее работать по ее же собственным, давно забытым правилам.
На исходе седьмого дня он пришел ко мне в кабинет. Молча положил на стол итоговую ведомость, подписанную им лично, и отчет от начальника артиллерийского парка.
— Сто комплектов «Степного тарана» полностью укомплектованы, проверены и приняты войсковой комиссией. Обоз готов к отправке, ждет лишь приказа твоего и Государя.
Я посмотрел на него. Он даже схуднул, под глазами залегли тени, однако стоял прямо, и уверенно. Он впервые в жизни довел до конца большое, сложное дело и нес за него полную ответственность.
— Хорошая работа, ваше высочество.
Это была не лесть.
Задача была выполнена. Оси и колеса были готовы отправиться на юг. Глядя на наследника, я думал, что мой самый рискованный проект получил шанс на успех. Позже тем же вечером я вызвал Глебова.
— Ну что, капитан? Пришлось твоим орлам поработать?
— Никак нет, ваше благородие, — ответил он. — Метлой махали да бревна таскали для вида. Царевич сам управился. Жестко, но толково.
На следующий день после отправки обоза в Адмиралтействе появился Государь. Его приезд был внезапен, без свиты и помпы, просто возник на пороге конторы, где окруженный кипами бумаг Алексей заканчивал составлять итоговый отчет. При виде отца царевич вскочил, вытянувшись в струну. Пальцы нервно сжались.
Петр не обратил на него никакого внимания. Молча взяв со стола составленные сыном ведомости, он пробежал их тяжелым, въедливым взглядом. Затем, не говоря ни слова, прошел на погрузочную площадку, где еще оставались резервные «тараны». Мы пошли следом. Он подошел к одной из телег (которые должны были довезти оси до судов), с силой подергал крепления, провел мозолистым пальцем по ободу колеса, оценивая качество ковки. Алексей застыл в нескольких шагах, боясь дышать.
Закончив осмотр, Петр повернулся к подошедшему Шереметеву.