Это был аргумент, самый последний, идеально подогнанный элемент, который с оглушительным щелчком замыкал всю дьявольскую схему. Решение главной проблемы армии, нашего вечного логистического кошмара, было подано на блюдечке с золотой каемочкой. Турки звали Петра на войну — они, по сути, полностью ее для него спонсировали. Это как венчурный инвестиционный проект, выверенный до мелочей. И мы в нем, судя по всему, расходуемый актив, который с блеском собираются обнулить.
— И он поверил, — выдохнул я.
— А как тут не поверить⁈ — Орлов хмыкнул. — Ему поднесли готовое решение всех проблем разом! Здесь мы в грязи сидим, армия от голода и безнадеги воет, генералы грызутся! А там — слава освободителя христиан, сытые, довольные солдаты и легкая, оглушительная победа над вечным врагом! Он всю ночь над этими картами просидел, как одержимый, а на рассвете уже гвардию строил. Шереметеву даже сказал, де скоро вернемся с победой. Так я слышал от его адьютантов.
Он посмотрел на меня.
— Он ушел спасать братьев-единоверцев, Петр Алексеевич. Пошел налегке, прихватив только лучших, чтоб быстрее. Прямиком в Молдавию. Только нутром чую, так гладко даже в сказках не бывает.
Его солдатская интуиция вопила об опасности. Я же видел четкие, инженерно выверенные контуры гигантской ловушки. Бесплатный сыр, как гласит вечная мудрость, бывает только в одном месте. И похоже, наш император, ослепленный имперскими амбициями и жаждой немедленного реванша, со всего маху несется прямо в эту мышеловку.
Я молчал. Перед внутренним взором с быстротой падающих костяшек домино рушился весь мой мир. Проект «Шквал» с его многозарядными орудиями, чертежи прокатных станов, вся хрупкая, только-только выстраиваемая система новой «Казны» — все это в один миг превращалось в труху. Не может быть сильной промышленности и передовой армии в стране, которая рискует потерять своего Императора и цвет гвардии в каком-то богом забытом молдавском болоте. Если Петр погибнет, то Государем станет Алексей. Но готов ли он? Однозначно — нет.
Тяжелое молчание затянулось. Орлов ждал, буравя меня взглядом, полным отчаянной надежды. Наконец я поднял голову.
— Готовь коней, Василь.
— Куда? — он вскинулся, готовый сорваться с места. — Вдогонку⁈
— Нет, — я медленно покачал головой. — Вдогонку — это дезертирство. Самоуправство. Сначала в штаб. Нам нужен официальный приказ, чтобы понимать масштаб бедствия.
Через десять минут нас встретило гробовое молчание пустой ставки. Там, где еще вчера кипела жизнь и склонялись над картами хмурые генералы, теперь было холодно и пустынно. Воздух пах остывшей золой из печи. За длинным столом, в сиротливом одиночестве, сидел лишь молоденький капитан-адъютант, оставленный, видимо, «на хозяйстве». Завидев нас, он вскочил, его бледное от недосыпа лицо выражало полную растерянность.
— Ваше благородие… — начал он, узнав меня. — Его Императорское Величество… отбыли.
— Вижу, капитан, — я окинул взглядом опустевшее помещение. — Приказы оставили?
— Так точно. Велено передать сие лично вам.
Протянув мне скомканный лист бумаги, капитан тут же отвел глаза. Короткие, рубленые строки, нацарапанные знакомым размашистым почерком, буквально дышали нетерпением. Основная часть — сухой перечень оставленных полков, десять тысяч обреченных душ, и общее предписание: «…осаду продолжать, траншеи рыть глубже, огня не жалеть…». Казенщина. Но в самом конце, словно ядовитое жало в теле письма, шли строки, адресованные лично мне.
С каждым словом по венам расползался холод.
«Ты, Смирнов, остаешься здесь. Азов — на тебе. Возьми его любой ценой, пока я бью визиря. Мне нужна эта крепость. Хотел отдохнуть? Вот и отдохни — захвати Азов».
Подпись: «Петр».
В моих руках был приказ. Пощечина. Насмешка. И одновременно — чудовищный в своей жестокости экзамен. Он оставлял меня здесь, связывал меня по рукам и ногам невыполнимой задачей. «Возьми Азов». С этой обезглавленной армией, лишенной опытных командиров, с горсткой перепуганных солдат.
Молча положив приказ на стол, я вышел наружу. В голове билась одна мысль: он идет в ловушку, ведет на убой лучших людей, и при этом запрещает мне идти за ним. Орлов, ждавший у входа, поймал мой взгляд.
— Он приказал мне брать Азов, — глухо произнес я, глядя поверх его головы на серые, неприступные валы крепости.