У дворца нас встречала шумная, суетливая придворная толпа. Они окружили Екатерину, наперебой выражая радость и преданность, пока я стоял в сторонке, наблюдая за этой сценой.
Перед уходом в свои покои Екатерина отыскала меня взглядом в толпе. Придворные почтительно расступились, когда она подошла.
— Петр Алексеич, — ее голос, в отличие от голосов ее окружения, звучал искренне и тепло. — То, что вы сделали, я не забуду никогда. Мои двери для вас открыты. Знайте, вы всегда можете рассчитывать на мое благоволение. Всегда.
Даже так — больше чем благодарность. На глазах у всей элиты она публично вручила мне карт-бланш. Обещание могущественного союзника. Может врагов поуменьшится, или наоборот. Ох уж эти царственные особы — не поймешь, помогли они тебе или нет.
Я склонил голову.
— Служу Империи, Ваше Величество.
Проводив ее, я не поехал ни в Инженерную Канцелярию, ни в Адмиралтейство, ни к Брюсу. Я кожей чувствовал, что меня там ждет. Там будет сплошная бюрократия. В этих бумагах можно утонуть на месяц. Вся эта мышиная возня казалась мелкой и несущественной рядом со шпилем Адмиралтейства, напоминая, что приказы не строят дирижаблей.
Мой главный фронт — в Игнатовском, среди дымящих труб и грохота молотов. Только там можно выковать настоящий, весомый ответ на все угрозы, нависшие над Империей. Все остальное — лишь следствие.
Отдав короткий приказ вознице, я откинулся на подушки. Свой долг я выполнил: пережил ад, вернул императрицу и обрел в ее лице союзника. Теперь пора было заняться тем, что имело реальное значение.
Карета, развернувшись, покатила прочь от дворцовой роскоши, на восток, по знакомой дороге — в Игнатовское.
— Да уж, съездил в отпуск, — буркнул я.
Глава 21
Чавкающее хлюпанье грязи под колесами стихло. Тишина после недель бесконечной дороги, грохота боя и звона в контуженой голове оглушала. В полумраке трофейной кареты я не двигался, просто смотрел в мутное стекло на знакомые, строгие очертания моего дома, на высокие трубы цехов, из которых тянулись к серому апрельскому небу мирные струйки дыма. Дом. Я все-таки вернулся.
На крыльцо высыпала вся моя команда. Неполная сотня Глебова уже дала знать, что домой вернулся хозяин. Даже отсюда, через двор, я видел застывшие фигуры, вглядывающиеся в незнакомую богатую карету. Ждали.
Когда дверца отворилась, я выбрался наружу. Заставив себя выпрямить спину, сделал шаг, потом второй. На исхудавших плечах мешком висел новый мундир, наскоро выданный в полевой ставке Государя, и лишь тяжелый, шитый золотом генеральский шарф придавал фигуре хоть какую-то основательность. Я и сам представлял собой сплошную нелепицу: триумфатор в плохо подогнанной форме, победитель, вернувшийся без своей главной машины, механического зверя, останки которого остались ржаветь где-то в бескрайней молдавской степи (наверняка все железо растащили уже).
Они смотрели на меня во все глаза. Первым, разумеется, не выдержал Андрей Нартов. Проигнорировав и золото на моих плечах, и новые шрамы на лице, он вышел вперед. Его внимательный взгляд сканировал меня.
— Паропровод? — без всяких предисловий, прозвучал его голос. — Или ходовая? Что именно отказало в машине, Петр Алексеевич?
Я криво усмехнулся. Вот он, мой гениальный механик. Пока вся Империя будет обсуждать победу и потери, его волнует причина отказа сложного механизма. Однако тут он осекся, вгляделся в мое лицо и добавил уже совсем другим, тихим тоном:
— Мы уж не чаяли вас увидеть… Живы, и слава Богу.
Я перевел взгляд на двух других. У входа в усадьбу вместе стояли Изабелла и царевич Алексей. Заметив меня, Изабелла сделала едва заметный, непроизвольный шаг вперед, и на ее лице на долю секунды мелькнуло плохо скрываемое облегчение, прежде чем она вновь взяла себя в руки. Алексей же изменился до неузнаваемости — передо мной стоял младший партнер, а не ученик. Подойдя ближе, он чуть помедлил и положил руку мне на плечо.
— С возвращением, наставник.
— Рад тебя видеть, Алексей Петрович, — хмыкнул я в ответ на радостную улыбку царевича, — Машина выполнила свою задачу и была с честью похоронена, — произнес я достаточно громко, чтобы пресечь дальнейшие расспросы. — Общий сбор в главном зале. Через час. Мне нужно привести себя в порядок.
Я направился к дому. Каждый шаг отдавался болью во всем теле, а я заставлял себя идти не хромая. Генерал-майор не имеет права показывать слабость, даже если внутри у него все разваливается на части.