— Пока его шестеренки работают, у нас есть шанс, — прагматично отрезал Дубов. — А роптать в строю не позволю. Пусть молятся, что их ведет он, а не какой-нибудь чудо-генерал, который положил бы всех в первой же балке.
Когда силы, казалось, оставили меня окончательно, ко мне подъехал Анри Дюпре. Француз и сам едва держался в седле — аристократ, привыкший к каретам, страдал не меньше моего. Однако на его лице читалась трезвая оценка ситуации. Он, как никто другой, понимал: сломайся сейчас я, командующий, и весь поход захлебнется в бессмыслице.
— Месье генерал, — начал он, поравнявшись со мной. — Я размышлял о пределах вашей паровой машины. На ней было бы комфортнее передвигаться. Она гениальна в своей простоте, но ее сила зависит от громоздкого котла. Еще покойный месье Гюйгенс в Париже предлагал использовать для движения поршня силу пороха, однако его механизм был слишком медленным. А что, если пойти дальше? Использовать не порох, а горючие испарения, что поднимаются над хлебным вином? Заставить их вспыхивать прямо внутри цилиндра, толкая поршень с силой пушечного ядра?
О как заговорил. Двигатель внутреннего сгорания. Здесь, в 1707 году, сформулированный на языке идей своего времени. Мой разум, зацикленный на боли, мгновенно переключился на привычную работу.
— Думал, месье Дюпре, — прохрипел я, с трудом ворочая пересохшим языком. — Идея красива. Но упирается в три неразрешимые пока проблемы. Первая — топливо. Нужна летучая, равномерная смесь паров и воздуха, а не «испарения». Вторая — воспламенение. Как поджечь ее в нужный момент с точностью до доли секунды, да еще и сотни раз в короткий промежуток времени? Третья и главная — материалы. Мгновенная вспышка создаст давление и температуру, которые превратят любой наш цилиндр в рваный кусок металла. Для этого нужна сталь, способная выдержать тысячи таких ударов. Мы пока не умеем ее делать. Это технология следующего века. Хотя, если постараться, последнее еще можно решить.
— Но ведь можно применить внешний источник жара! — не унимался он, увлекшись. — Например, какую-нибудь трубку из прочного металла, раскаляемую снаружи горелкой. Она будет воспламенять смесь при сжатии. А в качестве топлива — испарения из угля. В академиях Парижа сейчас обсуждают подобные проекты!
— Слишком громоздко и опасно, — отрезал я. — Но мысль верная. Когда-нибудь мы к этому придем. Когда научимся управлять не только паром, но и самим огнем.
Он втянул меня в спор, заставив забыть о ноющей спине и думать о будущем. Боль никуда не делась, отошла на второй план, превратилась в фоновый шум. Главное — поиск оптимального решения — вновь вышло вперед. Мы спорили о преимуществах гидравлики перед механикой, о коррозии котлов, о перспективах оптики в артиллерии. И с каждым вопросом, и моим ответом возвращалась ясность мысли. Хитрый лягушатник. Он лечил меня единственным доступным ему способом — интеллектуальной провокацией. Заставлял быть инженером, а не страдающим куском мяса. И, чтоб его, это работало.
К исходу четвертого дня наш марш выродился в механическое, почти бессознательное движение. Можно было бросить все и малым отрядом скакать, но Государь опасался, что я не успею вовремя собрать людей с Питера или Москвы (хотя он и отправил гонцов к Брюсу). С другой стороны, из таких загнанных воинов — бойцы не ахти. Люди и лошади действовали на автомате, подчиняясь въевшемуся в подкорку ритму: скачка, короткий привал, снова скачка. Боль стала фоном, частью существования, как ветер в лицо или скрип седельной кожи. Посреди этой монотонной агонии наши споры с Дюпре из простого отвлечения превратились в единственный спасательный круг для сознания, тонущего в усталости.
— Генерал, я размышлял о вашей идее железной дороги, — заговорил он однажды, когда мы медленным шагом пересекали широкую, унылую равнину. — Замысел грандиозен. Однако позвольте задать вопрос, над которым бьются лучшие умы Королевской академии. Металл, как известно, расширяется от жара и сжимается от стужи. Как вы намерены решить эту проблему?
С хитрецой глядя на меня, он подкидывал задачу из высшей инженерной лиги своего времени. Спина горела огнем, правда мозг уже ухватился за знакомую проблему.
— Думается надо использовать рельсы из особого, ковкого железа, которое меньше подвержено гулянию от температуры, — продолжил Дюпре, предлагая свое решение. — Это наверняка дорого, зато надежно.
— Ваш метод, месье, разорит империю, — ответил я, морщась от очередного толчка, впившегося в поясницу. — Мы пойдем другим путем. Оставим между концами рельсов небольшой зазор, а стыки на разных сторонах пути сместим относительно друг друга. Удар получится поочередным, и его погасит сама повозка.