Финляндия очень много дала. Я работал там с 1979 по 1983 год, и с 1981 года — руководителем нашего представительства. У меня за спиной был административный опыт, а там — рыночная система отношений. Плюс к этому финны — самые строгие в мире заказчики.
Олицетворением финского характера для нас стал господин Палмгрен, один из двух заместителей руководителя проекта «Ловииса-1» господина Нумминенома. Он был профессионал высокого уровня, в то же время удивлял своей эмоциональностью. В начале 1980 года я приехал к нему на первую встречу. В конце года тоже встретились, это было 27 декабря. Советские десантники в те дни штурмовали дворец Амина в Кабуле. Стоило мне появиться в кабинете Палмгрена, как он огорошил меня речью, что, дескать, если завтра СССР вторгнется и в Финляндию, он пойдет добровольцем в снайперы и будет уничтожать захватчиков.
Когда он руководил эксплуатацией первого блока «Ловиисы», то создал там «музей» дефектного российского оборудования. По разным причинам, в том числе субъективным, наше неосновное оборудование не всегда проходило в Финляндии входной контроль. Бывало, и ломалось что-то в процессе эксплуатации. Позже, давая интервью, он сказал, что в результате всех споров и проблем АЭС «Ловииса» была построена с учетом самых передовых достижений в области безопасности. «Если бы я не верил в полнейшую безопасность станции, то не занимался бы ею!» — сказал он тогда.
И это правда! «Ловииса», построенная по усовершенствованному советскому проекту, до сих пор одна из самых безопасных в мире и лучших по своим эксплуатационным и технико-экономическим показателям. Надо сказать, что и наша ядерная энергетика шагнула вперед после этого проекта. Маленькая Финляндия тоже много дала нашей атомной отрасли. Финский характер! Учась у нас, они и нам дали многое.
Когда я был заместителем председателя «Атомэнергоэкспорта», мне не раз приходилось гасить кадровые конфликты. В 1987 году «мобилизовали» в Афганистан, где работало 5000 наших гражданских специалистов. Строили, консультировали, участвовали в работе 25 министерств. Их создали, кстати, по рекомендации СССР. До сих пор афганцы с благодарностью вспоминают вклад, который наши специалисты внесли в развитие страны. Даже талибы их не трогали. Видели: гражданские спецы строят, тянут ЛЭП, по сути дела, помогают стране. Так что вражды к ним не было. Но поступали просьбы… Скажем, сооружают наши линию электропередач, душманы направляют переговорщика из местных жителей и просят протянуть за соседнюю сопку электрический кабель. «Наш курбаши, — говорят, — уж больно любит смотреть видеофильмы». В благодарность обещали покровительство и защиту. Но такая идиллия, повторяю, была только в районах, где работали гражданские. Вокруг же шла война, одна из самых затяжных, жестоких и трагических войн второй половины ХХ века. За несколько месяцев до вывода войск нам поставили задачу — сократить количество наших спецов с 5000 до 500. А ведь никто не хотел уезжать! После множества перипетий задача была выполнена, сокращение провели, но события развивались непредсказуемо. В итоге Афганистан покинули и армия, и гражданские. В 1990 году я был награжден медалью Афганистана «10 лет Саурской революции». В наградном листе стоит подпись президента Наджибуллы. А через год захватившие власть группировки со средневековой жестокостью убили его и повесили вниз головой на центральной площади Кабула.
После аварий на АЭС «Три-Майл-Айленд» и в Чернобыле в странах Северной Америки и Западной Европы не было заложено ни одной новой станции. Общественное мнение задавило. Да и страховые взносы выросли так, что атомная энергия стала золотой.
Меня назначили председателем «Атомэнергоэкспорта» в августе 1990 года. Это была бюджетная организация, а где-то в октябре 1990 года мы получили сообщение, что с 1 января 1991 года все организации по внешним экономическим связям переходят на полный хозрасчет. То есть вы остаетесь госпредприятием, Госкомитет по внешним экономическим связям назначает руководство организации, но прекращается финансирование. Спасение отдыхающих — дело рук самих отдыхающих! У нас было 140 человек, и 1 января ровно половина уволилась.
Люди уходили в новосозданные кооперативы. Решили: раз государство прекратило финансировать, раз атомной энергетики в ближайшем обозримом будущем не будет ни за рубежом, ни в России, значит, наступит коллапс. Приходили ко мне 25 человек, костяк организации, и мы вместе думали, как быть дальше. Люди по трое собираются в сарае с дырявой крышей, пишут устав, регистрируются и начинают работать. А у нас — связи за рубежом, счета в банках, надо только найти предмет деятельности, который позволит выжить.