Весть меж людей что ветер. Казалось, гонцов никто не слал и писем не писал, а уж весь Новгород, как один, прознал, что великий князь Московский собирает на них поход войной. Вновь замер город от ужаса. Сразу вспомнились жестокие разбои и пожары пятилетней давности, полный разгром новгородских войск под Шелонью, другие вчистую проигранные сражения. Одна за другой долетали самые свежие новости: и Псков обещал войска выслать в подмогу Иоанну, и Тверь — бывшие друзья и союзники. Что готовят для осады пушки, приметы, пищали. Что подготовка к войне и осаде ведётся нешуточная.
Несколько дней обсуждали новость чуть не шёпотом, боялись и Иоанновых шпионов, и своих борцов за свободу, только что растерзавших сторонников великокняжеских. Шёпотом же высказывали надежду, что, мол, всё-таки Казимир вступится за них, поможет, возьмёт под свою защиту. Но страх перед большой реальной бедой быстро делал своё дело, и скоро уже на всех улицах и во дворах начались громкие, без опаски, споры: слать ли к Казимиру за подмогой и спасением, бежать ли к Иоанну с поклонами и раскаянием.
Скоро выяснилось, что к Казимиру Литовскому и без вечевого совета посылали за поддержкой и получили ответ: сочувствует Казимир новгородцам, да помочь ничем не может, так как Матвей Корвин, венгерский король, не даёт ему покоя, а сейм — денег. А без войска да без денег, сами понимаете...
Оставалась одна проторённая и испытанная дорога — на поклон к великому князю. Но и это теперь сделать было непросто. Известное дело, если Иоанн объявит войну, послов тут же арестуют. Стало быть, нужна для них опасная грамота с гарантией, что ничего плохого им не угрожает, что великий князь готов к переговорам. Кого послать? Желающих из бояр и посадников не находилось. Судили-рядили, чуть ли не насильно уговорили ехать старосту с Даньславской улицы Фёдора Калитина. Тот уехал да как в воду канул. Вскоре, однако, выяснилось: не захотел Иоанн и близко его к себе подпускать, приказал держать в Торжке до своего прибытия. Значит, поход на Новгород великокняжеского воинства становился неотвратимым.
И началась на земле Святой Софии настоящая паника. Снова подняли головы сторонники Москвы.
— Что, вольными подыхать слаще? — кричали они на вече, которое собралось в очередной раз для принятия решения, как быть дальше.
— А вот и слаще, пусть лучше убьют, чем на брюхе ползать!
— Так и подыхайте, другим жить дайте. Поглядим, куда ваша смелость денется, когда войска под стенами встанут!
Как бы там ни было, решили укрепить крепостные ворота, подготовить пушки к обороне, проверить оружие, доспехи, призвали оружейных мастеров потрудиться усердно ради новгородской свободы. Загородили Волхов судами, чтобы не прошли вражьи войска по реке, дали на вече клятву друг другу в верности и единодушии. Избрали руководить всей обороной воеводу новгородского, князя Василия Шуйского-Гребёнку.
Немалое количество сабель и пищалей закупили купцы по Марфиному заказу — они подоспели вовремя. Но правду сказать, на победу в бою особенно-то никто и не рассчитывал. Была лишь одна надежда — крепкие стены новгородской крепости, которую до сих пор никто и никогда приступом не брал. Авось и на этот раз спасут. Знающие новгородцы, однако, высказывали на этот счёт большие сомнения. Неслучайно Иоанн из западных стран мастеров себе понавёз разных, в том числе и оружейных. Не дай Бог, и тут что новое придумает! Совещались, совещались и вновь прибегли к самому надёжному способу: послали навстречу великому князю нового опасчика — житного человека Ивана Ивановича Маркова. И теперь уж наказали: назвать его, коли он того желает, от имени всего Новгорода государем. И велели просить, умолять, чтобы выдал опасную грамоту для проезда на переговоры с ним новгородской делегации — владыки и посадников, чтобы принял их и выслушал.
Тем временем в Москву продолжали стекаться со всего государства Русского войска, приезжали посыльные из северных уездов и княжеств за приказами, когда и в каком направлении выходить войскам. Снова Москва наполнилась всадниками, гарцующими перед московскими красотками в дорогих доспехах и при оружии, с саблями, колчанами, дорогими поясами, на которых болтались ножи, кинжалы и сабли в драгоценных ножнах.
30 сентября 1477 года Иоанн послал в Новгород размётную грамоту с подьячим Родионом Богомоловым. Объявил войну. А уже 9 октября, в четверг, в день памяти святого Апостола Иакова, отстояв заутреню и получив благословение духовного отца своего митрополита Геронтия и матушки Марии Ярославны, а также прощальный поцелуй от супруги своей Софьи Фоминичны, также одобрившей этот поход, тронулся великий князь со своим воинством в путь, к пока ещё вольному Великому Новгороду.