Поглядев, как брякнулся о снег язык колокола, поддерживаемый десятками бережливых рук и омываемый слезами, Иван Юрьевич дал команду, и бояре расселись по коням. Все, даже немолодые приближённые Иоанновы, старались подражать великому князю, который передвигался в основном только верхом и держал прекрасную форму благодаря многочисленным охотам и поездкам по своим владениям.
Немолодой уже воевода князь Палицкий запрыгнул на коня так же легко, как и сам Патрикеев, ибо был стройным и подвижным, полноватому же Стриге-Оболенскому помог его слуга, немолодые братья Тучковы с трудом, но управились сами. В окружении детей боярских, дьяков и приставов бояре двинулись с Ярославова двора через Великий мост на Софийскую сторону, к детинцу.
Там готовилась церемония принесения присяги знатными новгородцами великому князю и государю всея Руси Иоанну Васильевичу. Просторный архиепископский двор был заполнен народом, будто все спешили поскорее присягнуть новому своему властителю. Однако причины столь активного сбора были стары как мир: страх перед наказанием и людское любопытство, ведь никто из них прежде не видывал подобного события. К тому же обещал государь, что сразу после присяги блокада города будет снята и народ получит вдоволь продуктов.
Накануне посыльные от владыки оповестили все концы города, чтобы все старосты и выборные непременно прибыли для крестоцелования к нему на двор, остальные смогут присягнуть на своих улицах, куда также приедут московские бояре и дети боярские. Первыми поспешили в детинец сторонники единства всех русских земель и великого князя Московского и те, кто хотел показать свою к нему приверженность. За ними потянулись и остальные. Словом, народу набилось полным-полно.
Навстречу московским боярам прямо на улицу вышел архиепископ Феофил. Патрикеев сошёл с коня, принял благословение владыки, затем вместе с ним поднялся по передней лестнице дворца и остановился на балконе. За ним последовали ещё несколько прибывших бояр. Иван Юрьевич достал свиток, не спеша развернул его, оглядел замершую внизу толпу и молвил:
— Князь великий Иоанн Васильевич всея Руси, государь ваш, тебе, своему богомольцу и владыке, своей отчине Великому Новгороду приказал сообщить следующее...
Он приостановился, глянул на свиток и уже продолжил от имени Иоанна:
— «В связи с тем, что наш богомолец архиепископ Феофил со всем освящённым собором и вся наша отчина Великий Новгород били челом нашей братии о том, чтобы я их пожаловал, смилостивился и нелюбье с сердца сложил, я, великий князь, ради своих братьев пожаловал вас, свою отчину, нелюбье отложил. А ты, богомолец наш архиепископ, и весь народ новгородский во всём, что обещали мне, о чём в грамоте записали и крест целовали, чтобы исполнили, и чтобы все люди новгородские по той же грамоте крест целовали в верности нам, а мы вас, свою отчину, впредь жаловать будем по вашему исправлению к нам».
Закончив читать, Патрикеев свернул свиток и обратился к архиепископу:
— Можно начинать!
По знаку владыки на улицу вынесли всё ту же новгородскую святыню — Людогощенский крест, творящий по преданию чудеса, исцеляющий больных. Это была деревянная резная скульптура, состоящая из массивного округлого основания-древка и овальной плоскости с четырьмя симметричными, образующими квадрат отверстиями. Вся поверхность креста украшалась тончайшей деревянной резьбой, изображающей библейские сюжеты.
— Клянитесь в верности своему государю Иоанну Васильевичу, — приказал Патрикеев и высоко поднял руку, чтобы дать знак для одновременного произнесения обета.
— Клянёмся, — выдохнула толпа.
Люди начали по одному подходить к кресту и целовать его, повторяя нужные слова. Процедура длилась более часа, но даже совершившие обряд сразу не уходили, оставаясь поглядеть, как это сделают другие, не уклонится ли кто от присяги. Здесь уже слёз не лили, о свободе не сокрушались. Люди смирялись с неизбежностью.
Среди собравшихся не было никого из семейства Марфы Борецкой, которая сказалась больной. Не было ни снохи с внуком, ни управляющего, ни других её приближённых.
В это же время началось принесение присяги во всех пяти концах города, на многих улицах, в основном перед многочисленными новгородскими храмами. Москвитяне привезли сюда копии великокняжеских грамот и также зачитывали их собравшимся. Присяга шла чинно, спокойно. Здесь клялись на своих соборных крестах, целовали их все, независимо от состояния и пола — жёны боярские и вдовы, служилые люди, купцы, мастеровые. Приходили и обессиленные голодом, и больные. Все спешили поскорее выполнить приказ, чтобы получить долгожданный хлеб.