Он закончил и снисходительно покосился на Феодора, ожидая его реакции на свои убедительные доводы. Геронтий был доволен: пока всё шло так, как он и предполагал. Но для порядку он всё-таки ещё раз обратился к Феодору:
— Ну а кроме этого примера с Трифоном, родным братом архимандрита Филофея, есть ли у тебя иные доказательства? Были ли примеры, чтобы кроме того какие-то прежние архиепископы или государь твой Вассиан в Кириллов монастырь приставов своих посылали и брали ли пошлины?
Феодор тихо покачал в знак отрицания головой и опустил её, разглядывая торчащие из-под мантии чёрные носки своих башмаков. Но митрополит не унимался, заранее зная результат своих допросов и учитывая, что рядом его дьяк аккуратно записывает весь ход суда, и бумаги эти, в случае продолжения спора, возможно, придётся показывать великому князю и боярам.
— Но, может быть, кому-либо из старых князей Ростовских или Белозерских или боярам старым ведомо, что прежние архиепископы распоряжались делами Кириллова монастыря?
И вновь Феодор Полуханов не смог ничего ответить, а лишь вновь отрицательно качнул, не поднимая глаз, головой.
Фактически и обсуждать-то было больше нечего. Не ожидал митрополит Геронтий, что так легко завершится всё дело. Он ведь прекрасно понимал главный довод, который мог привести Вассиан: любой монастырь создаётся на пустом месте, фактически из ничего, порой и на ничейной земле, долгие годы живя на подачки, на милостыню. И лишь некоторые из них, избранные Богом, постепенно встают на ноги, богатеют, обрастают собственными освоенными землями. Тогда и появляется возможность для епархиального руководства что-то с них получить. Пришло такое время и для достаточно молодого ещё Кириллова монастыря. Понятно, однако, желание его лидеров, а тем паче нынешнего игумена Нифонта, человека властного и самостоятельного, отлынить от опеки и контроля сверху, от необходимости делиться доходами и властью с главой своей епархии, оставаться полновластным хозяином в монастыре.
Но ответчик архиепископский не смог отстоять своего интереса, потому и думать-то теперь не о чем, явное преимущество оказывалось за князем. Потому Геронтий, переглянувшись с боярами Фомиными, которые в любом случае поддержали бы его, объявил своё решение:
— Присуждаю князю Михаилу Андреевичу судить игумена Кириллова монастыря по старине, как было при отце его, князе Андрее Дмитриевиче, кроме духовных дел, братию же свою, старцев, игумен судит сам. Если же возникнет какое духовное дело до игумена и его призовёт к себе своей грамотой архиепископ Ростовский, то он будет управлять этими духовными делами по святым правилам. Но приставов своих архиепископу в Кириллов монастырь не слать, игуменов и братию не судить ему ни в чём, десятинников не направлять и пошлины не брать.
В этот момент в голосе Геронтия проскользнули нотки торжества, он сожалел, что нет тут его старого противника Вассиана, что нет возможности насладиться властью над ним. Ну да ладно, скоро тот узнает об этом решении и испьёт свою чашу покорности.
Вот в это-то время напряжённых встреч и решений и пришло к Геронтию известие от государя Иоанна Васильевича о полном подчинении Новгорода. Оно вызвало в душе митрополита противоречивые чувства, весьма далёкие от торжества. Лично он ничего не выигрывал от падения независимости Новгородской республики. И даже напротив. Ведь по духовной линии новгородская епархия и без того всегда подчинялась Московскому митрополиту. Весь урожай от похода собирал один великий князь. И материальный и моральный. Власть его усиливалась, он ещё более возвышался не только над своими родственниками, над братьями, но и над самим митрополитом. Могло ли это радовать Геронтия?
Второй адресат великокняжеского послания из Новгорода — вдовая великая княгиня Мария Ярославна тоже готовилась к важнейшему событию в своей жизни — к пострижению. Она собиралась сделать это давно, сразу же после смерти мужа: так поступали все великокняжеские вдовы. Но оставались совсем маленькие дети, и тогдашний митрополит Феодосий уговорил её не спешить, поставить сначала на ноги младших детей, помочь советами старшему сыну, молодому государю. Только подросли свои дети, умерла первая супруга Иоанна Мария, остался сиротой наследник Иван Молодой, надо было заменить ему мать. Не кончались хозяйственные заботы, помогала сыну земли Ярославские объединить, давала советы, наставляла, себе уделы покупала, младших сыновей поддерживала. Но ныне здоровье стало сдавать, пришло время и о душе подумать.
Спешно доделывала Мария Ярославна мирские дела, написала завещание, навела порядок на собственных землях. Думала-колебалась, не раздать ли их сразу в наследство детям — что кому задумала, но решила погодить. Монастырь ещё не могила, жить пока будет она тут же, в своём тереме, найдётся время и для дел. Что ни говори, а коли матушка богата, всё к ней почтения у сыновей побольше, да и не только у сыновей... Решала, где оставить своих наместников, что передать в управление государю. Разбиралась с бумагами и накопившимися челобитными. Вот, к примеру, пришла грамота от игумена расположенного на её землях Киржачского монастыря. Жаловался старец, что одолели села и деревни их обители гости незваные. Останавливаются по пути в Суздаль или Владимир многочисленные гости и паломники, требуют еды-питья, жилища, пиры устраивают. А денег не платят. Разобралась, приказала грамоту подготовить, запретила заезжать туда всяким бездельникам — гостям незваным.