Какое-то время Иоанн, не считая себя достойным быть особенным посредником между людьми, нуждающимися в помощи Божией, и Богом, отказывался и думать о такого рода молитвах. Но неотступные просьбы и уверения Параскевы сделали свое дело, и Иоанн стал обращаться с мольбой к Богу об исцелении болящих и расслабленных душой и телом: больные и расслабленные исцелялись, «бесы» покидали человека. В начале 1880-х годов к Иоанну стали приводить больных специально для излечения.
В 1880 году отмечалось 25-летие служения в священном сане Иоанна. Ему поднесли подарок — наперсный крест из золота и драгоценных камней стоимостью 800 рублей — сумма по тем временам немалая. Инициатором сбора денег и покупки подарка была Ковригина. Иоанн был растерян и расстроган. В ответной благодарственной речи он говорил: «Но как я вложу его (драгоценный крест) на перси, когда Пастыреначальник наш Господь Иисус нес деревянный крест на раменах своих для принятия неправедной казни за нас, изнемогая под тяжестью его?» Тем не менее крест был принят, как и другой, теперь уже за две тысячи рублей, но уже в год тридцатилетия церковного служения. И опять инициатор — Ковригина.
Вообще, именинные дни Иоанна и круглые памятные даты его жизни и служения постепенно стали не только его «личным делом», но приобретали «общественное звучание», отмечались городской властью с участием приезжего духовенства, представителей церковных и общественных учреждений Петербурга, Петергофского уезда, Москвы. Сохранилось свидетельство, что на один из таких дней в Кронштадт приезжал Антон Павлович Чехов в качестве корреспондента газеты «Новое время». Правда, Великий пересмешник ничего особенного не заметил ни в поведении, ни в словах, ни в личности юбиляра. Он показался ему «обыкновенным». Не стоит расстраиваться по этому поводу, так как многие и «великие», и «малые» отмечали в Иоанне Кронштадтском именно это качество — обыкновенность!
На преподавательском посту
Через год после обоснования в Кронштадте отцу Иоанну было предложено дополнительно к его обязанностям третьего священника в Андреевском соборе приступить к педагогической деятельности в уездном училище. Он с радостью согласился — во-первых, это отвечало его желанию духовного руководства детьми, а во-вторых, в этом он увидел возможность иметь приработок, который можно было по собственному усмотрению употребить на благотворительные цели, никак не ущемляя семью.
Кронштадтское училище было «долгожителем», имея солидную историю, так как действовало с 1783 года. Первоначально оно было организовано на средства купца Василия Мурганова в принадлежащем ему каменном двухэтажном доме. Потому между городскими обывателями называлось «Мургановкою», а после того как в 1791 году перешло в казну, стало называться «народным».
В 1832 году, согласно высочайше утвержденному уставу учебных заведений Министерства народного просвещения, «народное училище» было преобразовано в «уездное». В него принимались дети, умеющие читать, писать и знающие четыре правила арифметики. Им преподавались грамматика языков российского и немецкого, география и история; первоначальные основания геометрии и естественных наук. Давались и практические знания — «технические, непосредственно полезные для промышленной деятельности», учитывающие запросы местной промышленности и потребности города. Ко всем этим предметам в обязательном порядке присоединялся — четыре часа в неделю — Закон Божий. В него входило изучение катехизиса и библейской истории; чтение книги «О должностях человека и гражданина» и введение в нравоучение.
В течение 1857–1862 годов священник Иоанн Сергиев преподавал Закон Божий, то есть был законоучителем в уездном училище. Немного свидетельств этого периода сохранилось, ибо кто же мог разглядеть тогда в «обычном» священнике будущего православного святого?
Но что отмечают все, так это присутствие в отце Иоанне какой-то неземной, ангельской любви к детям. Детская душа в представлении отца Иоанна — это живая Божия красота. Любовь к детям Иоанн ставил краеугольным камнем деятельности педагога. «Вы — дети мои, — говорил священник, — ибо я родил и рождаю вас благовествованием о Христе Иисусе, духовная кровь моя — наставления мои текут в жилах ваших… Вы — дети мои, потому что я имею вас всегда в сердце моем и молюсь за вас. Вы — дети мои, потому что я действительно как священник — отец, и вы называете меня батюшкой»[111].
Иоанн сравнивал учителя с садовником. «Мы садовники, — любил говорить он детям, — вы растения и цветы, а гимназия — сад; преподавание — это поливание; перевод из класса в класс — это пересаживание и перемена грунта; сухие ветви и пожелтевшие листочки — это ученики недоброго поведения и безуспешные в науках, сухие и бесплодные»[112].
Дневник Иоанна Сергиева свидетельствует, что Иоанн выстраивал себя как педагога и следил за собой и своей преподавательской деятельностью, извлекая и развивая опытом подтверждаемое лучшее и отсекая неоправдавшееся. В дневнике за 1857–1858 годы читаем: «При обучении мальчиков… взять такую методу преподавания, которая, обнимая небольшое число предметов, обнимала бы всех мальчиков, несмотря на различие их по степени их знаний. Для этого не иначе поступать, как заставлять их всех слушать объяснение урока. Преимущественно стараться об изучении Катехизиса и молитв. История будет преподаваться в уездном классе. Не нужно гнаться за множеством при изучении какой-либо науки, особенно когда она преподается мальчикам, еще не развитым и не очень охотно занимающимся своим делом: множество тут часто бывает причиною того, что мальчики не удерживают в голове ничего. Нужно как можно меньше, только яснее».
Об ответственности педагогов в деле воспитании раз за разом не устает повторять Иоанн: «Дети доверены педагогам на воспитание Богом и родителями — что требует ответственного и заботливого отношения к ним. Все прекрасное, индивидуальное, самобытное уже заложено в них, как в семенах. Богом дано и все необходимое для их роста и развития». Дело же педагога, считает Иоанн, раскрыть эти задатки и развить их, отсекая все неверное и неправильное, подготавливая их не только к настоящему, но и будущему вечному[113].
Жизнь есть жизнь, и многие идеальные представления Иоанна, — а откуда было взяться практическим? — о подвиге учительства и месте религиозного воспитания в образовательной системе того времени разбивались о реальности российской действительности, повергали его в смущение и разочарование. Его возмущало, что директор водит учеников в театр, устраивает для них танцы, позволяет им есть скоромное в пост, но не разрешает Иоанну читать в классе душеполезные книги. Более того, он просил отказаться от молитвы, читаемой учениками перед занятиями, которая, как он выражался, «только отнимает время от уроков». В своем дневнике Иоанн комментирует и спорит: «Отнимают время! Это занимает полминуты, а он иногда по четверть часа болтает в учительской. Боже, обуздай лукавство директора, пусть его гордость обратится в горе. Буди!»
В течение семи лет Иоанн преподавал Закон Божий в уездном училище, положительно зарекомендовав себя, снискав уважение и авторитет среди преподавательского состава, родителей и учащихся. Его уроки были очень просты по форме и одновременно содержательны, доходчивы, раскрывая перед детьми мир христианства, историю и первенствующее место православной церкви в государственном и общественном устройстве России.
Вот почему, когда в 1862 году в Кронштадте совместными усилиями и средствами Морского министерства и Министерства народного просвещения организуется мужская классическая гимназия, Иоанна Сергиева приглашают туда в качестве законоучителя. Здесь он проработает 25 лет!
К этой должности пастырь будет относиться очень серьезно, как к служению. «К преподаванию Закона Божия, — писал Иоанн, — надо приготовиться ничем ни меньше, как и к совершению Таинства, ибо обучение есть тоже Божие таинство». В дневниковых записях он формулирует для себя цели законоучительской деятельности: посвятить себя совершенно образованию, полюбить своих учеников, обращаться с ними всегда кротко, ровно, степенно, с приличной важностью, преподавать от всего сердца, со всем усердием.
111
Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Ильича Сергиева. Т. 4–5. СПб., 1994. С. 379.