Иоанна скрывала эти приступы агрессии и пыталась быть терпеливой, но Хайме упорствовал, дойдя до сговора со своим зятем, Джованни II Палеологом, маркизом Монферратским, чтобы призвать Белую компанию Джона Хоквуда в Неаполь для поддержки восстания против королевы. Белая компания прибыла в Тоскану в июле и была нанята пизанцами на шесть месяцев за 150.000 флоринов для войны против Флоренции, своего извечного противника. К сентябрю Хоквуд одержал значительную победу в сражении при Инчизе, взяв в плен многих флорентийских дворян. Угроза вторжения этой компании, состоявшей, по данным Маттео Виллани, из 3.500 хорошо вооруженных всадников и 2.000 пехотинцев, постоянно висела над Неаполитанским королевством, особенно когда выяснилось, что наемники в декабре уже проникли на север страны и от дальнейшего продвижения на юг их удержал только сильный снегопад. "Королева уже давно подозревает, что ее муж ответственен за набеги вольных компаний, и по этой причине сегодня между ними происходит скандальный разлад"[269], — писал архиепископ Неаполя епископу Авиньона 18 января 1364 года.
Иоанна как можно дольше пыталась скрыть психически нестабильное состояние мужа от всех, кроме самых близких советников, но тайна все равно открылась, 4 января 1364 года, когда Хайме устроил публичную сцену с насилием, вызвавшую большой скандал при дворе и во всей столице. Вынужденная признать, что ее третий брак стал катастрофой, королева обратилась с длинным письмом к Папе, которое раскрывает всю глубину ее отчаяния. "Святейший отец, важность этого вопроса вынуждает меня с величайшей тревогой открыть Вам то, что я хотела бы, чтобы Небеса позволили мне хранить в тайне. Через восемь дней после того, как с Божьего соизволения и согласия Вашего Святейшества я сочеталась со своим супругом узами брака, он начал совершать безумные поступки, о которых я поначалу не слишком беспокоилась, полагая, что они вызваны его молодостью и последствиями долгого заключения, которое могло затуманить его рассудок. Но через несколько дней, заболев лихорадкой, он совершил еще более возмутительные поступки, так что, по совету врачей, я приказала убрал из его апартаментов оружие, камни, деревянные дубинки и все подобные предметы, которые он мог бы взять в руки. Но и об этом я умолчала, полагая, что причиной тому стало его заболевание. Позже, узнав его получше, я стала замечать, что каждый месяц, иногда при смене фаз луны, а иногда сразу после полнолуния, у него случаются приступы безумия, с некоторыми периодами прояснения рассудка"[270], — с тревогой сообщала Иоанна Папе.
Королева заметила, что в попытках вылечить Хайме обращались ко многим известным врачам. Она сама тщательно следила за его питанием, что, очевидно, означало ограничение потребления фруктов, поскольку архиепископ Неаполя также заметил Папе, что Хайме часто переедал, что приводило к "поносу и рвоте"[271]. Тем не менее, несмотря на очевидное отсутствие улучшений у мужа и понимание грозящей ей опасности, Иоанна хоть и с опаской но продолжала делить с Хайме постель, о чем она откровенно сообщила Урбану.
"Но совсем недавно, однажды утром, при последней смене фазы луны, он внезапно, как лунатик, скрежеща зубами, начал говорить, что намерен провести реформы правосудия королевства, как, помнится, я уже писала Вам, и что он осуществит все задуманные им меры, невзирая на меня, и что я должна немедленно представить ему отчет обо всех пожалованиях и привилегиях, поскольку он хочет знать все. Я согласилась, чтобы сдержать его приступ безумия, и, чтобы угодить ему и вопреки данному мне совету, отдала приказ представить ему этот отчет. Но злоупотребляя моими добрыми намерениями, он перешел на высокомерный тон и заявил, что все бенефициарии, пользовавшиеся, до сегодняшнего дня, какими бы то ни было привилегиями, будут без промедления их лишены"[272], — продолжала Иоанна в своем письме. Когда Иоанна указала на то, что в их брачном контракте есть несколько пунктов, запрещающих Хайме вмешиваться в государственные дела, и что, подписав этот документ, который был узаконен папской буллой, он согласился с этими условиями, Хайме пришел в ярость. "Выслушав мой ответ с большим нетерпением, он ответил, как часто делал это публично, со многими жестами презрения, что если бы он мог быть господином и повелителем, то никогда не отказался бы от этой власти ни ради Папы, ни ради Церкви, поскольку ему все равно, как им повиноваться. Я посоветовала ему не говорить так на людях. Он повернулся ко мне и сказал, что сделает то, что должен сделать. Я спросил его, что он намерен сделать, а он ответил, что даже готов ударить ножом по телу Христа. Дело в том, мой дорогой отец и господин, что он уже разослал пятьдесят писем с обещаниями пожалований своим знакомым на три тысячи, две тысячи, тысячу флоринов и больше, которые каждый год должны будут выплачиваться из королевской казны".