Однако то, что Папа больше не проживал в Риме, не означало, что он не желал контролировать Италию. В Средние века Папы не ограничивали свою деятельность религиозными вопросами. Они считали себя государями в полном смысле этого слова и стремились владеть и управлять обширными территориями, осуществлять сюзеренитет на фьефами, приобретать новые провинции, чтобы увеличить свою светскую власть, и собирать армии, необходимые для достижения этих целей, точно так же, как это делал бы король Франции или Англии. Управление делами гвельфов из далекого Прованса было делом неудобным, но не невыполнимым и Папа для этого просто использовал своих представителей. Часто он отправлял послов или папских легатов, для уговоров или запугивания местных правителей с целью заставить их выполнять свои указания. Но он также в значительной степени полагался на своего самого важного вассала, который должен был защищать интересы гвельфов в Италии — короля Неаполя.
Неаполь был церковным фьефом с тех пор, как Карл Анжуйский завоевал это королевство, используя средства и поддержку Папы. По договору, датированному ноябрем 1265 года, Карл согласился ежегодно выплачивать Папе 8.000 унций золота (позже сумма была снижена до 7.000), плюс одну белую лошадь, раз в три года в обмен на право владеть королевством. Кроме того, согласно этому знаменательному документу, Карл сохранял право передать королевство своим наследникам при условии, что они также будут соблюдать условия соглашения и приносить Папе оммаж. В результате этого уникального для христианского мира соглашения, со временем сотрудничество между Неаполем и папством укрепилось настолько, что приблизилось к статусу партнерства. Остальная Италия, разумеется, знала об особых отношениях Анжуйской династии с Папой, и именно поэтому, когда в 1326 году гвельфам Флоренции угрожали гибеллины, флорентийцы обратились за помощью к сыну короля Неаполя, отцу Иоанны, Карлу, герцогу Калабрийскому.
В то время Карлу Калабрийскому было двадцать восемь лет, и он уже был опытным воином, когда принял предложение флорентийцев о 200.000 золотых флоринов и полном контроле над их правительством в обмен на защиту города от Каструччо Кастракани, гибеллинского правителя соседней Лукки. Герцог Карл был очевидным выбором; его отец, король Роберт, старел, и кандидатура Карла казалась вполне приемлемой. Будучи подростком он отличался столь буйным нравом, что его отец счел необходимым нанять воспитателя, будущего Святого Эльзеара, чтобы умерить поведение сына, но к двадцати годам Карл стал достаточно ответственным, чтобы вступить в наследство и получить титул герцога Калабрийского. В 1322 году отец поручил ему сложную задачу — сместить правившего на Сицилии короля из Арагонской династии и вернуть остров под власть неаполитанцев, что за свое долгое правление неоднократно пытался и не смог сделать сам король Роберт. Карлу удалось добиться этой цели не больше, чем отцу-королю, но он, очевидно, с честью проявил себя на войне, так что за ним закрепилась репутация умелого полководца.
Король Роберт обожал Карла, своего единственного законного ребенка, и возлагал на него большие надежды. Первым браком Карл был женат на Екатерине, дочери императора Священной Римской империи. Когда же она, в 1323 году, умерла так и не родив детей, отец Карла быстро организовал его помолвку с Марией Валуа и даже отправил Эльзеара во Францию, чтобы убедиться, что этот престижный союз с французской королевской семьей стал реальностью. Эльзеар умер в Париже, не успев выполнить свою миссию, и пятнадцатилетняя Мария вышла замуж за двадцатишестилетнего Карла только в следующем году.
Карл знал, что отец относится к нему с уважением, и ему не стеснялся высказывать свое мнение родителю. Известный итальянский историк XIX века Маттео Камера пересказал историю о том, как, когда великий монастырь Санта-Кьяра, амбициозный проект, начатый в 1310 году в начале правления Роберта и занявший более двадцати лет, был почти завершен, король взял своего сына на экскурсию по новому зданию. "Роберт… спросил сына, как ему понравился священный храм. На этот вопрос Карл ответил, что из-за большого нефа он похож на конюшню, а боковые часовни — на множество лошадиных стойл. Роберт ответил: Дай Бог, сын мой, чтобы ты не был первым, кто поселится в этой конюшне!"[10].