Еще один отклик на утверждение Омнибонуса Леоницензия в уже известной читателям «Хронике святого города Кёльна» (1499): «Один человек по имени Омнебонус написал в предисловии к книге, именуемой Квинтилианом, и в других книгах: некий валлонец из Франции, называемый Николай Иенсон, изобрел это мастерское искусство. Но это очевидная ложь, ибо еще живы те, кто печатали в Венеции до Николая Иенсона и начали там резать шрифты и изготовлять их»[201].
Ордонанс Карла VII, дошедший до нас в поздней копии, — важное свидетельство в пользу приоритета Иоганна Гутенберга в изобретении книгопечатания. В нашем распоряжении нет подлинного документа, однако это никто не использовал для того, чтобы отрицать подлинность королевского указа 1458 г. Оно и понятно, ибо французам во второй половине XVI в., когда составлялась копия, было ни к чему подделывать документ, утверждающий приоритет немца Гутенберга.
Последние годы жизни
В литературе бытуют различные, чаще всего исключающие друг друга версии относительно судьбы Иоганна Гутенберга после процесса 1455 г. По мнению одних исследователей, Иоганн Фуст, выиграв процесс, отобрал у изобретателя и типографию, и весь уже подготовленный к распространению тираж 42-строчной Библии. Гутенберг был морально подавлен, полностью разорен и больше до конца жизни ничего не печатал. Ученики его разбрелись по городам и странам Европы и основали там собственные типографии.
Другие исследователи полагают, что изобретатель, потеряв право на тираж 42-строчной Библии, вышедшей в свет без его имени, а также на устроенное совместно с Фустом крупное предприятие, сохранил сравнительно небольшую собственную мастерскую, в которой печатал то ли издания в старейшем шрифте DK, то ли «Католикон» 1460 г. и издания, набранные шрифтом этой книги.
Кое-кто из ученых отправляет Гутенберга в Бамберг, где он будто бы напечатал 36-строчную Библию, или в Эльтвилль, где он должен был выпустить в свет «Католикон».
Нам представляется, что мнения о финансовом крахе и моральной подавленности изобретателя сильно преувеличены. Традиционный облик новатора, вступающего в непримиримые противоречия с обществом, которое видит в нем то ли колдуна, то ли неудачника, должен быть пересмотрен. Ошибочны и мнения о Гутенберге как об оторванном от практической жизни идеалисте, далеком от меркантильной стороны вопроса. К людям XV в., к их делам и поступкам нужно подходить с мерками того времени. То, что нам кажется предосудительным, в XV в. было нормой поведения. Документы свидетельствуют, что Гутенберг умел считать деньги и знал немало способов зарабатывать их.
Из Хельмаспергеровского нотариального акта явствует, что Фуст требовал от Гутенберга уплаты 2020 гульденов. Изобретатель признал, что долг его составлял лишь 800 гульденов. Решение суда в нотариальном акте изложено туманно. Из текста вовсе не следует, что суд удовлетворил требования заимодавца в полном размере. Если же это все же случилось, то Гутенберг, выплатив Фусту долг, оставался собственником и типографии и всего тиража 42-строчной Библии. Выплатив же Фусту лишь часть суммы, он, следуя своим показаниям на процессе, признавал, что типография является совместным предприятием. В этом случае оборудование и тираж 42-строчной Библии следовало поделить пополам.
Как в первом, так и во втором случае Гутенберг оставался собственником имущества, стоимость которого значительно превышала величину долга. Рудольф Тиль и Пауль Швенке еще в 30-х годах XX в., определяя стоимость 150 бумажных и 35 пергаменных экземпляров Библии в 6570 гульденов, утверждали, что большая часть этих денег перешла к Гутенбергу[202]. К этому следует добавить по крайней мере 200 гульденов, полученных изобретателем в 1454–1455 гг. за печатание одной из кипрских индульгенций. Немалый доход он имел от распространения Донатов, календарей и других «рыночных» изданий, большинство из которых до нас не дошли.
Вспомним, что еще в Страсбурге, проводя самые первые опыты книгопечатания, Гутенберг получал большие суммы от учеников, которых он обучал различным прикладным искусствам. Вступая в товарищество, Дритцен и Хейльман заплатили изобретателю каждый по 80 гульденов. В дальнейшем, когда объем соглашения был расширен, каждый из них довел свой пай до 500 гульденов. Если так было в Страсбурге, то что же сказать про Майнц, когда изобретение Гутенберга было завершено и начало приносить обильные плоды? Ведь знание и умение оставались при мастере. Если он столь успешно реализовал их в Страсбурге, почему он не мог делать это и в Майнце?