Иосиф Бродский «Полторы комнаты»
Странно, что он вспомнил этих птиц после того, как они стали литературной тканью, через десять лет после выхода эссе «Полторы комнаты». Впрочем, на русском языке текст напечатали как раз в 1995 году и уже после этой встречи, и Лиля его не читала.
В какой-то момент Иосиф спросил:
– Я слышал, в моей комнате милиционер поселился? – В вопросе прозвучала зловещая ирония. Она же была и в жизни: Полторы комнаты действительно отдали милиционеру.
Затем к ним спустилась Мария Соццани. Разговор стал светским. Она похвалила Лилино платье. А та, в свою очередь, подарила ей нить яшмовых бус и кулон для Анны. Яшму в подарок она купила сама, а кулон – золотое сердце с фарфоровым ангелочком – был одним из украшений Осиной мамы.
Одно из утешительных желаний Марии Моисеевны: она хотела, чтобы вещи, украшения, которые носила, попали к Осе. Частично это удалось сделать с помощью посылок или «курьеров». Сейчас Лиля привезла только кулон. Подарки нельзя было декларировать, и она опасалась таможни. Извинилась, что не решилась везти Мариины серьги и кольцо. Они были слишком велики.
В доме совсем не оказалось еды. Только черная няня заваривала что-то ребенку из пакетика. Иосиф угощал одним чаем, объясняя ситуацию тем, что они собираются встречаться в ресторане с итальянскими знакомыми в восемь вечера и будут ужинать там. Так выяснилось, что времени осталось не очень много. Иосиф сказал, что Лиле с ними будет неинтересно, общаться будут на итальянском, и предложил вызвать такси.
Такси приехало быстро. Слушая, как Лиля бойко договаривается с шофером на плохом английском, Иосиф засмеялся и сказал, что наглость – замечательное качество, особенно в языке…
Они виделись часа два или чуть более того. До ресторана «Распутин», где ужинала ее группа, Лиля добралась, когда вечер еще не закончился. В разгаре было шумное застолье. Она сидела за столом и делала вид, что веселится, в то время как ее душили слезы. Затем она спряталась в какой-то отдаленный угол и разрыдалась. Необъяснимое чувство, разрывающее горло, позднее она назвала неудовлетворенностью.
Любовь к театру
История о сигаретах и «Беломоре» увела нас далеко, но еще не завершен рассказ об актрисе Доре Михайловне Вольперт. До войны она работала в БДТ. Играла много, в том числе и главные роли. Сохранилось множество ее довоенных сценических фотографий, в гостиной дома на Бородинской целая стена была увешана ими.
Во время войны она уехала в эвакуацию в Ташкент и выступала там в местном ТЮЗе. Жила некоторое время в одной комнате с Фаиной Раневской. Бытовала в семье некая сплетня. Якобы у Доры вместе с Раневской в эвакуации появилась возможность изменить паспортные данные. И они будто бы этой возможностью воспользовались. На несколько лет уменьшили возраст, «помолодели», а Дора еще сменила отчество: стала «Михайловной». После возвращения из эвакуации в 1944 году Доренька продолжила играть в театре Комиссаржевской. Там ей доставались в основном эпизоды, и то нечасто. Почему так изменилась ее театральная судьба, неизвестно.
В тот период, который я помню, она обычно была занята в двух-трех постановках. Одна из основных, иногда и единственная, – роль жрицы в спектакле «Убить Герострата». Спектакль шел раз в неделю, а то и реже. Перед выступлением она не ужинала и всегда возвращалась домой в половине двенадцатого на такси.
Нередко я слышал подобного рода диалоги.
Дора говорит Рае:
– Ах, у меня такой тяжелый день. Надо было встать рано, утром на репетицию к одиннадцати часам в театр.
Репетиции шли два раза в неделю, и Рая всегда сердилась:
– Я каждый день встаю к восьми утра и восемь часов стою у кульмана.
Благодаря Доре театр и его внутренняя жизнь были для нас открыты. Контрамарки на любой спектакль. Разговоры о братьях Боярских: кто талантливей, Николай или Сергей, и что-то вскользь сказанное о сыне Сергея, Мише, который тоже становится актером. Премьера спектакля «Царь Федор Иоаннович»: хороши Особик в роли царя Федора и особенно Ландграф – Борис Годунов. Небольшой, но уютный и праздничный театр: фойе внизу и длинная, высокая лестница к зрительному залу.
Дети часто бывают снобами. С малых лет меня часто водили на балет, и я искренне считал, что театр должен быть огромным, похожим на дворец отдельно стоящим зданием. Оттого Комиссаржевка казалась мне тогда немного ненастоящим театром. При этом я очень гордился тем, что тетка актриса и я хожу по контрамарке на генеральные репетиции и в курсе всех закулисных новостей.