«Авось, и меня рассчитают!» — радовалась даже. Теперь, когда Сталин перестал приезжать, дача эта и вовсе опостылела.
И опять Николай Сидорович Власик, хмуро глядя на исполнительную пригожую рабыню, спросил:
— Истрина! Ты хотела бы работать в Кунцево… Подавальщицей… У товарища Сталина?
— У товарища Сталина? Хотела бы, — пролепетала она.
— То-то… Тогда собирайтесь, — вдруг переходя на «вы», пробасил он. — Там будет хорошая комната… Новая… Зарплата выше… Все, что надо… Но — смотри! (Опять на «ты»). Служить, служить, СЛУЖИТЬ! Чтоб товарищ Сталин довольны были. Никаких пререканий с ним! Упаси тебя бог! Никаких вопросов… Жалоб… Там… В крайнем случае… Кто обидит… МНЕ! — толстый Власик явно был не в духе. — Собирайтесь живо… Чтоб… Машина будет… Много добра? Огарков разных? У вас… У тебя?
— Мало. Ничего нет… Платья… Юбки… Да так…
— Собирайтесь! — Власик любил повторять. — Час на сборы. И…
— Слушаюсь.
— То-то! — ушел, грузно ступая в сапожищах по скрипящим половицам. Сапоги были — сорок последний…
А она, проводив осмелевшим взглядом спину гиганта, его жирный загривок, вдруг поняла: не зря ее переводят.
Никого из зубаловской обслуги, кроме нее, в Кунцево не взяли.
— Служащих с дальнэй… Уволить… Оставыт минымум. Суда ныкаго нэ хачу. Пусть там сыдят эты… Аллылуэвы… суда ым вход… запрэщен.
— Может быть… Истрину… Недавно принята… Хорошо служит… Просила меня… (Врал, врал Николай Сидорович, сам он душой прикипел к пригожей подавальщице… Ведь выбирал для себя! Ох, тайна… Однако не от Сталина.)
Сталин ТАК посмотрел… Двинул усом! Мороз по коже. Но, очевидно, Власик угодил. Ее-то, Валечку, Сталин и сам хотел взять из Зубалова. Сам хотел… Но не подавал вида. Решил: «До случая. Не угодят здешние, новые. Прикажу…» А не угодить ЕМУ — это уж очень просто.
— Рэшяйтэ… самы, — буркнул он. — Самы! — с той интонацией, какую вкладывают в приказ. — Да!
И Власик отлично понял это! Он ли не знал товарища Сталина. Еще с тех, с царицынских времен. Знал, понимал каждый его жест, вздох, фырканье, взгляд этих страшно меняющих цвет глаз. Этого вкрадчивого сталинского голоса, от которого мурашки ползли по рукам, по заспинью… Власик знал, кажется, все привычки-прихоти Хозяина. Так преданный раб может любить своего рабовладельца, скорее уж не раб, зачем обижать его, а тот из рабов, кого именовали вольноотпущенным и которого отпускали, зная, что он, отпущенник, никуда никогда не уйдет. Да. Несмотря на дубовую внешность, ухватки, силу амбала и хама, Николай Власик знал, как поддакнуть Хозяину, как даже усмирить его гнев, как ввернуть нужное слово, как поддакнуть, как разыграть изумление и в дурака, в дурака сыграть (а дураком он вовсе не был!), и даже знал, когда можно спорить с ХОЗЯИНОМ, отстаивать что-то свое. Одна из черт Сталина: беспощадный во всем крупном и решающем, был он уступчив даже обслуге, какой-нибудь прачке (мать прачкой была!), мог выслушать сентенции дворников, истопников, банщиков и шоферов. Да, Власик был самый удобный из слуг. И потому — не падал. Валились другие… Он оставался. И вот ведь опять верховым чутьем, верховым, мужицким, лукавым, угадал и — угодил Вождю.
Румяная, улыбчивая, вся в улыбках, как утреннее солнышко, появилась в столовой вождя Валечка:
— С добрым утречком, товарищ Сталин! Чай подавать?
Глава третья
ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК
Учись не для школы, а для жизни.
Бывшая охрана вождя клятвенно утверждала: «Никаких тайных советников, как и двойников, у Сталина не было!» И приходится согласиться: НЕ БЫЛО! Не было из простого психологического вычисления: Сталин был только Сталин и никогда не потерпел бы около себя никакого двойника (а черт знает, что этот двойник вдруг задумает выкинуть!). Самым главным советником Сталин раз и навсегда определил для себя САМОГО СЕБЯ. Только сам принимал решения, только после взвешивания всех «за» и «против» и часто в жестоком споре с собой слушался и соглашался или отвергал полупринятое решение. Иногда выносил это готовое решение на Политбюро, но все равно знал — будет так, как написано его рукой. Постепенно он даже просто отучил советующих, обратив их в подтверждающих его мысли. Впрочем, тут есть одна поправка: у Сталина было великое множество советующих — в первую очередь это были книги, отобранные им в его личную библиотеку, и, кроме того, специальные люди немедленно находили ему любое, самое недоступное издание, едва в нем, этом издании, возникала нужда.