Если бы Сталин знал о «подарке», вероятней всего, он отобрал бы этот «дар», и как самой Надежде, так и Павлуше, так звали его в семье, досталось бы крепко. Но — не знал! А жена никогда не демонстрировала этот «вальтер», может быть, из-за страха, что мнительный и всесильный муж не только отберет пистолет, но и всыплет всем Аллилуевым.
Пистолет же и не в романе, если он появился, должен выстрелить…
Вечером 8 ноября 32 года на квартире у Ворошилова на празднование 15- годовщины Октября собралась обширная и веселая компания. Были с женами, в отличие от приемов Политбюро и большого приема в Кремлевском дворце. В квартире у наркома было лишь избранное общество: Молотов со своей «жемчужиной-перл», Микоян с Ашхен, Андреев с Дорой, Каганович с Марией Марковной, из военных — Егоров, ходивший тогда в фаворе, с красавицей женой Цешковской, Бухарин, успевший развестись с первой женой Эсфирью Исаевной Гурвиц, и нет смысла перечислять остальных, ибо на этом не то празднике, не то ужине был и сам вождь с Надеждой, разодетой, наверное, впервые (подражая Сталину, она долгое время одевалась сверхскромно, под работницу, и даже, бывало, носила красную «пролетарскую» косынку) в бархатное величественное платье с алыми розами у корсажа и в волосах! Две розы — плохой признак, но, очевидно, Надежда готовилась к этому вечеру — была сверх меры возбуждена, пила вино, глаза ее нездорово светились, какая-то дрожь постоянно сотрясала ее, и даже муж, сидевший напротив (Надежда сидела с Бухариным, ее теперешним начальником, главным редактором журнала «Революция и культура»), с неудовольствием заметил:
— Чьто такое? С тобой?
— Ничего…
— Всо у тэбя… Нычего…
Гости и сам хозяин застолья (Ворошилов) были весьма уже в приподнятом настроении — пили накануне праздника, пили вчера на приеме в Кремле, пили сегодня. Был навеселе и Сталин, имевший неприятную уголовную привычку в таком состоянии шутить с кем угодно грубо, хамски, получая злое удовольствие от этого своего всесилия, хамства и ощущения страха всех перед ним. Развалясь, ковыряя ногтем в желтых зубах, он озирал застолье и Надежду в ее бархатах, с этой розой в волосах, где поблескивала уже ранняя неврозная седина, с розой, так не шедшей к ее, Надежды, больному, замученному лицу. Она уже почти год болела, ходила по кремлевским эскулапам, ездила лечиться «на воды» в Карлсбад. Ах, эти «воды-курорты», кому они и в чем помогли?
Не помогли и Надежде. Временами она испытывала тяжкие, грызучие боли в животе, давно уже приговорила себя к худшему и в застолье уже с ненавистью смотрела на старого полупьяного мужа, вся кипела — нужен был лишь повод. А он находится всегда, если в семейных отношениях грядет взрыв.
Любой, даже незнаменитый астролог сказал бы, что Сталин и Надежда Аллилуева были несовместимы в браке по знакам Зодиака. Он — Стрелец, она — Дева. Во всех астрологических книгах Стрелец и Дева взаимоисключаемы. И хотя тогда большевики и сам Сталин, так же как и молодая большевичка Надежда, вряд ли верили в эти таинственные свойства, их совместимость была временной, особенно со стороны Девы. А Стрелец, как сказано в тех же книгах, вообще никогда полностью не принадлежит супруге — только наполовину, как и любой женщине. Такова его суть. Властный, подчиняющий характер Девы, домоправительницы, хозяйки, вдребезги разбивался о разгульную неподчиненность Стрельца, да еще такого, как товарищ Сталин, да еще такого, как мужчина-грузин, да еще такого — занявшего после длительной борьбы первое место.
Бывало, Сталин вспоминал свою тихую, покорную первую жену, красавицу Сванидзе, идеальную для вождя жену с задатками рабыни. Такой он мечтал воспитать девочку Надю… (Глупая несбыточность у всех, кто пробовал этим заниматься. Перевоспитывать, лепить для себя можно лишь близкую и совместимую по этим колдовским знакам натуру.) Чем дальше, тем больше их семейная жизнь превращалась в глухую изнурительную борьбу, когда, все-таки испытывая любовь и даже нежность к молодой жене, Сталин встречал упрямое и подчас истерическое сопротивление, моментально вспыхивал, воспламенялся сам. Стрелец — огненный знак! И искры летели во все стороны во время их столкновений. Никто не хотел уступать, и если в конце концов жена уступала, гасло ее женское чувство к мужу, и она все более становилась уже враждебно отчужденной. В этой ситуации был только один исход — развестись, но такой исход не устраивал великого вождя и страшил своей непредсказуемостью бившуюся, как муха в паутине, истеричную супругу. Многие, писавшие о Надежде Аллилуевой (особенно знавшие ее лишь со стороны, косвенно), отмечали ее спокойный характер, тактичность, простоту в обращении и восторженно повествовали об этом. Истины, кроме мужа и самых близких родственников, не знал никто. Это были коса и камень, сила и противодействие, любовь и ненависть. И тут возможен единственный выход, который в таких случаях чаще всего и подвертывается.