Очевидцы не раз писали (очевидцы?) об этом празднике. Но почему все их воспоминания столь не согласуются? Упоминался вечер-застолье 8 ноября, но одни очевидцы писали «на квартире у Молотова», другие — «у Ворошилова», третьи — «в спецзале хозуправления Кремля» (ГУМ), четвертые — «в Большом театре», пятые — даже «во МХАТе». Кто же очевидец? А было застолье все- таки у Ворошилова, куда и приглашены были высшие военные, например, будущий маршал Егоров, и это в соблазнительно открытую взорам полупьяных вождей грудь жены Егорова Цешковской бросал развеселившийся вождь хлебные крошки, — судите по этому о Сталине яснее и строже. Так может поступать лишь заносчивый и самоуверенный мужлан, к тому же, да простят меня обидчивые кавказцы, именно их национальности, где мужчина вырастает или выращивается, с молоком матери впитывая представление о своем абсолютном превосходстве над женщиной, близком к презрению и как бы обязательном к этому нижестоящему существу. А Сталин и был именно таким. И никакая жизненная шлифовка не снимала с него той подспудной и чуть ли не уголовно-хамской «гордости», прорывавшейся подчас сквозь показную любезность и даже ложное смирение. Это всегда был тигр и великий актер, легко перевоплощавшийся в любые роли, вплоть до роли невинного агнца. А тигр всегда был…
Бросая шарики хлеба в манерно смеющуюся даму, Сталин видел, как Надежда со своими розами, решившая, видно, сыграть роль красавицы и все-таки первой дамы в застолье, уже кипит и трясется и на лице ее, то бледнеющем, то багровеющем, что-то такое вершилось. Губы кривились, как во время известных лишь семье истерических припадков, и даже сидевший рядом дамский угодник Бухарин, видимо, заметил это и пытался ее успокоить. Но полупьяный вождь тоже завелся и бросил в нее мандариновой коркой.
— Эй, ти! Почэму не пьешь!
И грянул взрыв: с треском отлетел стул, и Надежда, ни на кого не глядя, стремительная и какая-то длинная в своих бархатах, пошла к выходу, демонстрируя всем, и ЕМУ в первую очередь, свое отнюдь не показное презрение.
Дверь хлопнула. В застолье воцарилось неловкое оцепенение. Его прервала Полина Молотова — Жемчужина, как сама она перевела свое имя в фамилию. На правах близкой подруги и «второй дамы» она так же бурно вышла вслед за Аллилуевой.
А застолье вздохнуло: «Бабы разберутся». И снова начали пить, как бы считая, что ничего не случилось. Причем Сталин теперь пил больше других, но уже не веселился, а только мрачнел, и застолье постепенно угасало.
Чета Ворошиловых провожала гостей, но Сталин, не прощаясь, ушел, слегка покачиваясь. Во дворе он сел в свою большую машину и уехал в Кунцево… Никто не знает, что, доехав до ближней дачи, он вернулся, и эскорт двинулся обратно в Кремль, где Сталин, придя в свою квартиру и все еще не будучи трезвым, прошел в комнату, что служила ему и кабинетом, и спальней, и, не раздевшись, свалился на диван, уснул пьяным, оглушенным сном.
Сталин не знал и не мог знать, что, вернувшись за полночь после хождения по кремлевскому двору, Надежда бросилась в свою спальню, торопливо написала письмо, а потом, ощупав дрожащими руками маленький этот «вальтер», повернув голову, выстрелила себе в левый висок.
Нашли ее ранним утром уже холодную, лежащую в луже крови. На туалетном столике было письмо, которое никто не осмелился взять в руки…
Сколько потом появилось «очевидцев»! Были даже такие, кто «сознавался кому-то», что застал Надежду еще живой и произнесшей слова: «Это он!» Такие «очевидцы» не понимали простой истины, что человек, простреливший себе голову, не способен ни к какой речи.
Потрясенный Сталин казался безумным.
Сколько наврано о том, что он «не был на похоронах», никогда не приезжал якобы на это страшное Новодевичье. Сколько всякого рода версий, «загадок», а особенно «догадок»: старались доказать, что Сталин сам убил жену! Никто при этом не был психологом и не понимал простой сути: такие люди, как Сталин, никогда и не могли бы убить кого-нибудь лично, тем более женщину, мать своих детей. Могли бы убить кого- то лишь защищаясь, а если расстреливать, то руками послушных исполнителей. Но и здесь Сталин избегал единоличных решений. Недаром почти на всех таких «документах» либо нет подписи Сталина, либо она основательно подкреплена подписями приспешников. Нет сомнения, что Надежда Аллилуева долго и основательно готовилась к исходу из Кремля. И пистолет не был случайной игрушкой. Впоследствии Павел Аллилуев заплатил за нее своей жизнью.