"Что же делать?" — спросил я. — "Ампутировать" — был ответ. Я согласился. Ну, да это ничего. Отчего вы такой хмурый, чего вы так насупились? Уверяю вас, что это — ничего. Вы увидите, как мы еще в будущем будем работать на палестинских полях.
И он опять начал бороться со мною. Было уже поздно, я распрощался с ним до ближайшего свидания.
Во второй раз, когда я к нему пришел, я его застал хмурым.
— Что с вами, Ося?
— Все бы ничего, процесс заживания протекает нормально, но вот около меня лежит негодяй, который все время о жидах говорит. Старший врач обещал перевести меня в другую палату.
В госпитале Трумпельдор пролежал минимальный срок. "Что вы делаете?" — "Да разве можно с такой пустяшной раной так долго лежать в госпитале?" — отвечал он. Пришел он в роту, но и там ему не сиделось.
— Скучно мне, да и неблагородно находиться в тылу в то время, когда люди умирают в окопах. Нет, не могу!
— Вы, ведь, имеете право сидеть в тылу.
— Во время войны нет прав у человека, а только — обязанности.
— Но вы ведь инвалид.
— Какой я инвалид, если у меня правая рука есть, и я себя чувствую вполне здоровым?
Он думал долго и тяжело. Много ночей не спал. Все взвесил и решил. Был ноябрь 1904 года. Стояла довольно холодная погода. Японцы окружили нас довольно плотным кольцом, угрожая, если мы не сдадимся, разнести все госпитали. Наступления они не предпринимали, но днем и ночью беспрерывно бомбардировали Порт-Артур с моря и суши. В один из таких дней, когда мы все сидели в блиндажах, укрываясь от японских снарядов, явился ко мне Трумпельдор, веселый, радостный, бодрый. И в нашей дыре сразу стало светло.
— Как вы попали сюда, Ося? Откуда и как прошли?
— Ничего, не страшно, снаряды пролетают мимо. Я пришел к вам. Я решил бесповоротно разделить с товарищами боевую жизнь; надоело быть инвалидом. На днях подаю докладную записку ротному командиру, в которой буду просить разрешения отправиться на позицию и носить револьвер и шашку вместо винтовки.
Решил и сделал. Но ротный командир сам не мог решить такого вопроса и, в свою очередь, обратился с рапортом к командиру полка, приложив при нем записку Трумпельдора. Командир полка опубликовал записку Трумпельдора в приказе по полку, в котором он, между прочим, писал: "Поступок Трумпельдора должен быть записан золотыми буквами в историю 27-го полка еще потому, что Трумпельдор — еврей, интеллигент, по профессии — зубной врач". Он сам, командир полка, вручает ему, Трумпельдору, револьвер и шашку, производит его во взводные унтер-офицеры, а командир 7-й роты должен назначить ему взвод для командования. Он, командир полка, надеется, что Трумпельдор сумеет быть на высоте положения начальника и не даст почувствовать, что он иной веры, чем его подчиненные. Офицерам полка и всему полку командир полка приказывает выбить особый жетон, преподнести его Трумпельдору и устроить парад, пропустить весь полк церемониальным маршем перед Трумпельдором. И Иосиф Трумпельдор стал командиром 3-го взвода 7-й роты, которая находилась на линии огня.
В качестве взводного командира он вполне оправдал надежды командира полка и, действительно, не дал почувствовать, что его подчиненные иной веры, чем он сам. Это было, конечно, не потому, что Трумпельдор принадлежал к тем евреям, которые в таких случаях стараются затушевать свое происхождение; причина другая. Солдаты обожали его и умели ценить его прямой, благородный характер. К тому же, солдаты 7-й роты уже имели случай узнать его в роли "начальника". Еще когда мы только приехали в Порт-Артур, Трумпельдор начал играть видную роль в 7-й роте, хотя он был в то время еще простым рядовым. Дело в том, что по дороге из России умер наш фельдфебель, большой поклонник Бахуса, и 7-я рота осталась без хозяина. Ротный командир не мог выбрать другого фельдфебеля из числа унтер-офицеров и скомбинировал фельдфебельскую должность следующим образом: фактически, фельдфебелем был Трумпельдор, а номинально таковым считался один из взводных унтер-офицеров. И фактически, фельдфебель Трумпельдор отлично вел дело. Командир роты ценил его, а солдаты не могли им нахвалиться. Зная об этом, солдаты 3-го взвода, естественно, встретили его с открытой душой, помня, что при нем они будут получать все сполна, и никто их не будет обкрадывать в пище и жаловании. Солдаты 3-го взвода вели себя хорошо, в карты не играли, не пьянствовали, но зато командир их заботился о них, как отец — о своих детях.