- Господу богу.
- Значит. Адону, и оплакиваешь заход солнца. Против этого я ничего не имею. Такая вера - это еще куда ни шло. Уж лучше верить в Адова, чем твердить как сумасшедший: "Я средоточие". Что это у тебя в руке?
- Лепешка, которую я испек для моего господина. Я необыкновенно ловко пеку лепешки.
- Необыкновенно? Посмотрим.
И старик взял у него лепешку, повертел ее в руках, а затем откусил от нее кусок коренными зубами, ибо передних у него не было.
Лепешка была не лучше, чем она могла быть; но старик сказал:
- Она очень хороша. Не скажу "необыкновенна", потому что это уже сказал ты. Лучше бы ты мне предоставил это сказать. Но лепешка хороша. Даже превосходна, - прибавил он, продолжая жевать. - Приказываю тебе печь их почаще.
- Так и будет.
- Правда ли, что ты умеешь писать и можешь вести список всяких товаров?
- Мне это ничего не стоит, - отвечал Иосиф. - Я пишу и человеческим, и божественным письмом, и палочкой, и тростинкой, как угодно.
- Кто научил тебя этому?
- Один мудрый раб, управитель дома.
- Сколько раз входит семерка в семьдесят семь? Ты, наверно, скажешь два раза?
- Два раза лишь на письме. Но по смыслу, чтобы получить семьдесят семь, мне нужно взять семерку сначала один раз, затем два раза, а потом восемь раз, ибо это число составляется из семи, четырнадцати и пятидесяти шести. Но один, два и восемь дают одиннадцать, и вот я решил задачу: семерка входит в семьдесят семь одиннадцать раз.
- Ты так быстро находишь скрытые числа?
- Либо быстро, либо вообще не нахожу.
- Наверно, ты знал это число по опыту. Предположим, однако, что у меня есть участок земли, втрое больший, чем поле моего соседа Дагантакалы, но сосед прикупает еще одну десятину земли, и теперь мое поле больше всего лишь вдвое. Сколько десятин в обоих участках?
- В совокупности? - спросил Иосиф и стал считать.
- Нет, в каждом отдельно.
- У тебя есть сосед по имени Дагантакала?
- Я просто назвал так владельца второго участка в своей задаче.
- Понятно. Дагантакала - это, судя по имени, человек из страны Пелешет, что в земле филистимлян, куда мы, кажется, и спускаемся по твоему мудрому благоусмотрению. Его нет на свете, но он носит имя Дагантакала и скромно возделывает свое теперь уже трехдесятинное поле, не испытывая ни малейшей зависти к моему господину с его шестью десятинами, потому что у этого Дагантакалы стало как-никак три десятины вместо прежних двух, а еще потому, что на свете вообще не существует ни его, ни обоих полей, которые тем не менее - и это самое забавное - составляют вместе девять десятин. А существуют на свете лишь мой господин и его мудрая голова.
Старик в нерешительности заморгал глазами, не сразу сообразив, что Иосиф уже решил и этот пример.
- Ну? - спросил он... - Ах, вот оно что! Ты уже дал ответ, а я и не заметил, ты так вплел его в свою болтовню, что я чуть не пропустил его мимо ушей. Верно, искомые числа - шесть, два и три. Они были скрыты и спрятаны - как же ты их так быстро нашел, не переставая болтать?
- В неизвестное стоит только получше вглядеться, и покровы спадают, и тайное становится явным.
- Мне смешно, - сказал старик, - что ты назвал мне ответ походя, невзначай. Мне это, честное слово, смешно.
И он засмеялся беззубым ртом, склонив голову к плечу, которое у него при этом тряслось. Затем он опять стал серьезен и, заморгав еще влажными от смеха глазами, сказал:
- Послушай, ты, как тебя, ответь мне наконец честно, положа руку на сердце: неужели ты действительно раб-безотцовщина, низкая тварь, мальчишка на побегушках, которого жестоко наказали за всяческие пороки и бесчинства, как заявили мне те пастухи?
Глаза Иосифа затуманились, а губы, как это не раз с ним бывало, сложились трубочкой, причем нижняя несколько выпятилась.
- Ты, господин мой, - сказал он, - задавал мне задачи, чтобы меня испытать, и не спешил сообщить мне ответ, ибо тогда это не было бы испытанием. А когда бог, испытания ради, задает задачу тебе, ты хочешь сразу же узнать решение и вместо спрошенного, по-твоему, должен ответить тот, кто спросил? Нет, это не по правилам. Разве ты не вытащил меня из ямы, где я, как овца, замарался собственным калом? Каким же я должен быть негодяем и как тяжелы должны быть мои проступки! Я, чтобы решить задачу, шевелил мозгами, умножал на два и на три, прикидывал и так и этак. Прикинь же в уме, если угодно, и ты, соотнеси наказанье с виной и низким происхожденьем, и из двух известных условий задачи ты, конечно же, выведешь искомое третье.
- Мой пример был последователен и уже нес в себе решение. Числа чисты и точны. Но кто мне поручится, что жизнь похожа на них и не таит неизвестного под покровом известного? Здесь много несоответствий в условиях.
- Значит, и это нужно учесть. Жизнь не похожа на числа, но зато она перед тобой, и ее можно видеть воочию.
- Откуда у тебя перстень с приворотным камнем?
- Может быть, этот мерзавец его украл, - предположил Иосиф.
- Может быть. Но ты-то должен знать, откуда он у тебя.
- Он у меня спокон веку. Не помню, чтобы его не было у меня на пальце.
- Так, значит, ты вынес его из камыша и болота своего низменного рожденья? Ведь ты же исчадье болота и сын камыша?
- Я - сын колодца, из которого поднял меня мой господин и вскормил меня молоком.
- Ты не знал никакой другой матери, кроме колодца?
- Нет, - сказал Иосиф, - я знал и более прекрасную мать. Ее щеки благоухали, как лепестки роз.
- Вот видишь. А она тебя не называла по имени?
- Я потерял его, господин мой, ибо я потерял свою жизнь. Мне нельзя знать свое имя, как нельзя знать и свою жизнь, которую бросили в яму.
- Скажи мне, какая вина довела твою жизнь до ямы.
- Она заслуживала наказания и называлась доверие. Преступное доверие и слепая требовательность - вот ее имя. Ибо тот слеп и достоин смерти, у кого к людям больше доверия, чем они в силах вынести, и кто предъявляет к ним слишком большие требования, при виде такой любви и такого уважения к ним они выходят из себя и делаются похожи на хищных зверей. Пагубно не знать этого или не хотеть знать. А я этого не знал или, вернее, пренебрегал этим и, вместо того чтобы держать язык за зубами, рассказывал им свои сны, чтобы они удивлялись со мной. Но "чтобы" и "так что" не всегда равнозначны, иногда это совершенно разные понятия, и "чтобы" не осуществилось, а "так что" обернулось колодцем.
- Твоя требовательность, - сказал старик, - превращавшая людей в хищных зверей, была, насколько я могу судить, не чем иным, как самомнением и наглостью, и этого естественно ждать от человека, который говорит о себе: "Я пуп вселенной и средоточие". Однако я много ездил между двумя реками, бегущими в разные стороны, одна - с юга на север, а другая наоборот, и знаю, что в мире, который на вид так бесхитростен, существует множество тайн и за внешним шумом скрывается странное и неведомое. Мне часто даже казалось, что мир только потому такой шумный, что за этим шумом удобнее скрыть неведомое, сохранить тайну, стоящую за людьми и вещами. Многое обнаруживалось совершенно неожиданно, и я открывал то, чего не искал. Но я не углублялся в свои открытия, ибо я не настолько любопытен, чтобы во все вникать. Мне достаточно было знать, что словоохотливый мир полон тайн. Я привык во всем сомневаться, но не потому, что ничему не верю, а потому, что считаю возможным решительно все. Вот какой я старик. Я знаю истории и случаи, которые кажутся невероятными, а все-таки бывают на свете. Один, я знаю, рядился в царские ризы и умащался елеем радости, а потом, вместо знатности и высокого чина, его уделом стали пустыня и горе...