Когда Монган увидел этих коров, он полюбил их так, как никогда раньше ничего не любил.
Он оторвался от окна, спустился и прошелся по залитой солнцем лужайке среди коров, и смотрел он на каждую и всем говорил ласковые и добрые слова; и пока он так шел и говорил, засматривался и любовался, заметил: кто-то идет рядом с ним. Оторвался он от коров и увидел подле себя правителя Аейнстера.
— Влюбился в коров? — спросил его Брандуб.
— Еще бы, — ответил Монтан.
— Все влюбляются, — заметил король Аейнстера.
— Никогда не видел подобных, — молвил Монтан.
— Ни у кого таких нет, — заметил правитель Аейнстера.
— Никогда не видел ничего, что хотелось бы мне иметь так же, как этих коров, — молвил Монтан.
— Они самые красивые в Ирландии, — ответил правитель Аейнстера, — а Дув Лаха, — заметил он задумчиво, — в Ирландии самая красивая женщина.
— Нет кривды в том, что ты говоришь, — сказал Монтан.
— Разве не забавно, — молвил король Аейнстера. — У меня есть то, чего жаждешь ты всей душой, а у тебя — то, чего хочу я всем сердцем.
— Забавно, — согдасился Монтан, — но чего же ты хочешь?
— Дув Лаху, конечно, — ответил правитель Аейнстера.
— Хочешь сказать… — молвил Монтан, — что обменяешь это стадо из пятидесяти снежно-белых коров с рыжими ушами…
— И пятьдесят телят в придачу… — добавил правитель Лейн-стера.
— На Дув Лаху и ни на какую другую женщину в мире?
— Хочу! — воскликнул правитель Аейнстера, стукнув себя при этом по колену.
— Дело! — проревел Монтан, и два правителя пожали друг другу руки.
Монган призвал кое-кого из своих людей, и, прежде чем пошли пересуды и никто не передумал, он поставил этих людей позади стада и отправился с ними домой, в Ольстер.
Глава XI
Дув Лаха хотела знать, откуда взялись коровы, и Монган сказал ей, что их дал ему правитель Лейнстера. Как и Монган, она влюбилась в этих коров, ведь никто на свете не мог их не полюбить. Что это были за коровы! Просто чудо! Монган и Дув Лаха, по обычаю, играли в шахматы, а потом они вместе выходили посмотреть на коров, а следом говорили друг с другом об этих коровах. Ведь все, что делали, они совершали вместе, ибо любо было им друг с другом.
Однако пришла перемена.
Однажды утром во дворце раздался сильный гомон, топот лошадей и лязг доспехов. Монган выглянул из окна.
— Кто идет? — спросила Дув Лаха.
Однако он ей не ответил.
— Этакий гвалт должен возвещать о визите короля, — продолжила Дув Лаха.
Монган не проронил ни слова. Тогда Дув Лаха подошла к окну.
— Кто же этот король? — спросила она.
Тогда молвил супруг ее:
— То правитель Лейнстера, — сказал он с грустью.
— И что же? — удивилась Дув Лаха, — разве мы не рады ему?
— Рады, конечно, — печально ответил Монган.
— Так пойдем и поприветствуем его должным образом, — предложила Дув Лаха.
— Лучше бы к нему вообще не подходить, — молвил Монган, — ибо идет он, чтобы завершить сделку.
— О какой сделке говоришь ты? — спросила Дув Ааха.
Однако Монган ничего на это не ответил.
— Выйдем, — сказал он, — мы же должны.
Монган и Дув Лаха вышли поприветствовать правителя Лейн-стера. Привели его и нобилей его в чертоги, принесли им воды для омовения, распределили по палатам и сделали все, что должно делать для гостей.
В ту ночь был пир, а после пира празднество, и во все время пира и празднества правитель Лейнстера с восторгом взирал на Дув Лаху, порой испускала грудь его глубокие вздохи, а сам он иногда крутился как бы в смятении духа и душевном трепете.
— Что-то неладно с правителем Лейнстера, — прошептала Дув Лаха.
— Мне до этого дела нет, — ответил Монган.
— Спроси, чего ему надобно.
— Знать того не хочу, — молвил Монган.
— И все же спроси его, — настаивала она.
Тогда Монган спросил, и голос его был печален при этом.
— Желаешь ли что-нибудь? — спросил он правителя Лейнстера.
— И впрямь, — ответил Брандуб.
— Если есть то в Ольстере, добуду для тебя, — печально молвил Монган.
— Она в Ольстере, — сказал Брандуб.
Не хотел Монган больше ни о чем говорить, но правитель Лейнстера был так настойчив, и все ему внимали, а Дув Лаха толкала его под руку, поэтому спросил он: