Когда он переступал порог Каиафы, его терзали не угрызения совести, а сомнения. Неужели Иисус, так легко читавший в его душе, этот пророк, повелевавший ангелами, действительно был существом сверхъестественным, отличным от других людей?
Иуда был готов на убийство человека, но отнюдь не Бога.
К несчастью, в миг, когда он медлил у порога, не зная, вернуться или войти в дверь, та распахнулась. И Малх, служитель первосвященника, посланный хозяином поглядеть, не пришел ли ожидаемый посетитель, оказался лицом к лицу с Иудой, узнав в нем того, за кем его посылали.
— Входи, — сказал Малх. — Тебя ждут.
И втолкнув Иуду в дверь, затворил ее за ним.
Эта дверь, как вход в Дантов ад, стала той пропастью, что преодолел изменник. И пот, лившийся с чела Иуды, служил свидетельством того, что этот человек, войдя, оставил всякую надежду, как души перед вратами преисподней.
Увидев его, собравшиеся радостно вскрикнули.
— Ну что? — разом спросили двое или трое из них.
— А то, — отвечал Иуда, — что я здесь.
— И готов сдержать обещание?
— Иначе разве я бы пришел?
— Где Иисус?
— В сотне шагов отсюда, в доме Илия, родственника Захарии из Хеврона. А тому его сдали Никодим и Иосиф Аримафейский.
— Что он делает в этом доме?
— Справляет Пасху.
— Но ведь сегодня не Пасха?
— А разве это не безразлично тому, кто явился разрушить существующее и установить то, чего нет? Исцеляющий в субботу может справлять Пасху в четверг.
— Прекрасно, — сказал Каиафа. — Все слышали? Он в сотне шагов отсюда. Сейчас прикажу, чтобы его схватили.
— Поостерегитесь! — вмешался Иуда. — Дом Илии похож на крепость, и вокруг Христа — пять или шесть десятков преданных учеников. В Иерусалиме еще никто не спит; ему достаточно крикнуть, как сбегутся все его приверженцы. В нескольких сотнях шагов — Офел, а в этом предместье множество его сторонников… Отправиться за ним туда, где он сейчас — это поставить на ноги весь город.
— Так что же делать? — спросил Каиафа.
— Послушайте, — предложил Иуда. — Через час он выйдет из дому в сопровождении лишь немногих учеников, по всей вероятности, тех, кто сейчас с ним за одним столом. Я знаю, куда он ходит каждую ночь. Дайте мне двадцать хорошо вооруженных людей, и я отдам Иисуса в ваши руки.
— Он будет один?
— Нет, среди своих учеников, но вдали от города и без какой бы то ни было подмоги.
— Но если с ним много учеников, а у тебя лишь два десятка воинов, может произойти стычка, во время которой Иисусу удастся сбежать.
— Кроме Петра, все остальные ученики — люди мягкие и боязливые. Сопротивления они не окажут.
— Как же ночью среди многих людей мои воины отыщут Иисуса?
— Это будет тот, кого я поцелую, — ответил Иуда.
Члены совета невольно вздрогнули от слов человека, который предает, как прочие ласкают, — поцелуем!
— Хорошо, — согласился Каиафа. — Вот то, что совет приготовил тебе в награду, — и протянул кожаный мешочек с тридцатью серебряными монетами.
— Прежде чем что-либо брать, я бы хотел заручиться вашим обещанием.
— Каким?
— Что я смогу действовать свободно, что стражники будут следовать за мной издали и остановятся там, где я им укажу. К ученикам я должен приблизиться в одиночку, а прочие пусть подойдут лишь спустя четверть часа.
— Воины получат приказ повиноваться тебе.
— Хорошо, — удовлетворенно произнес Иуда и лишь после этого взял из рук первосвященника кошель. — Теперь, — продолжал он, — я хочу знать: это действительно мои деньги?
— Это задаток сделки, которую мы только что совершили. Как только лжепророк будет у нас в руках, совет позаботится о том, чтобы плата за службу была увеличена.
— Я спрашиваю не о том, — нетерпеливо оборвал Иуда. — Я хочу знать: это мои деньги, я волен делать с ними что пожелаю?
— Они твои, и ты можешь делать с ними все, что тебе угодно.
— Что ж! — сказал Иуда. — Чтобы доказать вам, что я действую не из алчности, а по убеждению, жертвую их на храм.
Но Каиафа оттолкнул протянутую к нему руку с кошелем.
— Оставь их себе. Они не могут быть пожертвованы на храм: это цена крови.
Иуда мертвенно побледнел, рыжие брови нахмурились, и он засунул кошель за пояс.
— Хорошо, — проговорил он. — В полночь я вернусь.
— Нет, — ответил Каиафа, переглянувшись с прочими членами совета, — лучше будет, если ты подождешь здесь.
— Я подожду, — сказал Иуда.
Он уселся на скамью в противоположном конце залы и, безмолвный, неподвижный, остался сидеть до полуночи.