Если же речь все же идет об особом пути развития, то в чем ОСОБОСТЬ РАЗВИТИЯ? Является ли особость особостью развития или же обычное развитие как бы «пришивается» к ткани особости? И если даже речь идет об особости развития, то является ли эта особость тактической или стратегической?
Потому что тактическая особость развития — это учет культурной специфики в качестве некоей «модулирующей частоты», дополняющей импульс развития как такового, но не меняющей параметры этого импульса. А стратегическая особость развития — это фундаментальная инаковость развития, а не примесь инаковости, вытекающая из учета культурной специфики.
Так кем же все-таки был Петр? Вестернизатором, модернизатором или кем-то еще? Если Петр был догоняющим вестернизатором (а его яростная борьба с традицией — пресловутыми бородами и прочим — как бы говорит об этом), то понятно, что он, решив великие государственные задачи, одновременно нанес колоссальную модернизационную травму исторической личности. Тогда придется признать, что эта травма частично задела ядро. И что дальнейшие беды вытекали из указанной травмы.
Но Петра можно трактовать и как модернизатора, далекого от обычной догоняющей вестернизации. Для этого даже не нужно прибегать к проблемному завещанию Петра Великого и столь же проблемным рекомендациям взять у Европы технологии и повернуться к ней задницей.
Неистовый патриотизм Петра, его мистический порыв к морскому модусу существования России, очень нетривиальная синкретика русскости и западничества при их детальном изучении позволяют утверждать, что Петр реально осуществлял нечто фундаментально особенное. Что Россия при нем не обезьянничала на западный манер, а давала собственные ответы на саму возможность форсированного развития, альтернативного тому, которое выбрал для себя классический Запад.
Для исторического будущего России борьба за глубину понимания образа Петра и петровских реформ имеет решающее значение. Если без спекуляций и подтасовок удастся извлечь из этого исторического опыта фундаментальную особенность развития, а не особенность вообще, то возникнет совершенно иная база для поиска новой стратегии развития.
Пока этой базы нет. И почти все, кто анализирует Петра, понимают его деятельность либо как державно обусловленную вестернизацию, либо как догоняющую модернизацию со слабым учетом культурной специфики. И кто-то за это хвалит Петра, а кто-то ругает.
Пожалуй, единственный, кто глубоко понял Петра именно как «новую весть о развитии», — это Пушкин. Да еще город на Неве стоит как живая весть и живая загадка, адресованная потомкам. Но для проартикулированной стратегии, направленной в 2020 год, этого мало. Понять глубже Петра, повторяю, это не историческая или культурная, а именно стратегическая задача.
Но пока — есть то, что есть. А в пределах имеющегося петровское начало не трактуется как фундаментально особенное развитие. Причем при абсолютной мобилизации населения. Петр чего только не вытворял, но ведь никто всерьез не покушался на него после стрельцов, на что справедливо указал, например, Белинский.
Но если Петр не есть особая весть России миру касательно развития, то где такая весть? Ведь не реформы же это Александра II или Столыпина?
Да, была накоплена гигантская энергия ожиданий, связанных с освобождением крестьянства от крепостного права. Мечтали об этом освобождении не только сами крестьяне. Вся страна видела в факте порабощенности части своего народа что-то горько-унизительное. И хотела это избыть.
Только очень опрощенная нынешняя интеллигентщина, кокетничающая своим псевдопатриотизмом, может огульно поносить декабристское движение. Не обязательно симпатизировать движению по-пушкински и писать «Во глубине сибирских руд». Можно быть совсем далеким от него и при этом ощущать масштаб. Так, как ощущал его Тютчев:
О жертвы мысли безрассудной, Вы уповали, может быть, Что станет вашей крови скудной, Чтоб вечный полюс растопить! Едва, дымясь, она сверкнула На вековой громаде льдов, Зима железная дохнула — И не осталось и следов.Россия ждала освобождения крестьян. Но признаем, что эта мера, ставшая на нашей земле благой вестью, была, по сути, догоняющей Запад реформой, и не более. Да, это было сделано не так жестоко, как английское огораживание. Но видеть в этом всемирно-историческое послание России миру по части развития — нельзя. То же самое со Столыпиным. Да и с чем угодно еще, кроме… Да, хочет кто-то или нет — кроме нашего коммунизма.