Нынешняя российская ситуация не благоприятствует серьезному отношению к словам и глубокому пониманию их подлинного значения. Играющие по поверхностному закону пиара противники обмениваются хлесткими словечками, как фехтовальными ударами. Еще недавно на этом поприще вне конкуренции было словечко «фашизм». Теперь — заметьте — оно ушло в тень. И это не случайно. Потому что одновременно из тени вылезли другие словечки. «Гностики»… «манихеи»… «Ты гностик». — «Сам ты гностик!» — «Ты манихей». — «Сам ты манихей!» — так ведется дискуссия.
Поверхностная политическая задача борьбы с революционными настроениями (безграмотно названная «противодействием ремиссии революционных настроений») сопрягается с гораздо более серьезными — масштабными и глубинными — задачами (борьба с развитием, борьба с историей и так далее). Но и пресловутое «противодействие ремиссии» нельзя с порога отбрасывать.
Ведь любая серьезная теория развития (если это не суррогат под названием «устойчивое развитие») начинает иначе работать с этими самыми революционными настроениями. Она начинает — так ли, по-другому ли — использовать социальную энергетику для крупных трансформаций, без которых развитие невозможно. А то, что без таких трансформаций не обойдешься, как мне кажется, очевидно. Дебольшевизаторы очень любят ставить знак равенства между такими трансформациями и репрессиями! Они доиграются, отпугивая от трансформаций этим, как им кажется, беспроигрышным образом. Раньше или позже скажут: «Ах, не может быть трансформаций без репрессий? Но и жизни без трансформаций быть не может! Даешь репрессии!»
Я лично так никогда не скажу. Но это не значит, что не скажут другие. А главное — нельзя торговать страхом, трусливо прятать голову под крыло и считать, что все образуется. Не образуется! Бояться правды в нынешней ситуации означает нарваться на самые негативные и бессмысленно-кровавые сценарии развития событий. Так, значит, надо сказать правду. Хотя, конечно, говорить ее нелегко.
В 1990 году я и группа моих товарищей выпустили книгу «Постперестройка». Она размещена на интернет-сайте моей организации, и каждый может с ней ознакомиться. Если свести все содержание книги к одной стратегической (и прогнозно-аналитической) констатации, то получится следующее: «На обломках коммунизма при нынешнем развитии процессов сформируется только КРИМИНАЛЬНЫЙ КАПИТАЛИЗМ как общественно-политическая формация и система».
Прошло 18 лет. На протяжении первых лет после написания этой книги все просто рушилось. И у тех, кто не входил в узкую профессиональную страту, не было вообще никакого представления о том, что именно формируется. Казалось, что вообще ничего не формируется, клубится хаос. Хотелось, чтобы он перестал клубиться. Во второй половине 90-х стало понятно, что нечто формируется и что это нечто — именно КРИМИНАЛЬНЫЙ КАПИТАЛИЗМ. Начались крики по поводу того, что этого нельзя допустить.
А что значит — нельзя допустить? Казалось бы, следовало подумать о достаточно радикальной смене всего порядка вещей. О смене макросоциальных тенденций, приводящих к формированию этого самого криминального капитализма. Но, как только речь начинала идти об изменении тенденций, раздавался оглушительный визг: «Не смейте! Снова «Красный проект»? Вы зальете Россию кровью! Вы преградите ей путь к благосостоянию! Вы запустите мясорубку!»
Между там было ясно, что мясорубка-то уже запущена самими тенденциями. А также теми, кто их создал и их поддерживает.
Не желая (и не умея) переламывать тенденции, политический класс занялся тем, что это (мягко говоря, крайне упрощенное) классовое сознание воспринимало как свое ноу-хау и «супер-пупер». Он занялся не сменой макротенденций, а сменой лидерства. Так пришел Путин. И, придя, решил ряд серьезных тактических задач, как-то: централизация власти, отпор сепаратистам в Чечне, смена политического языка и так далее.
Уже решение этих задач кое-кого сильно встревожило. Но не более. Потому что макротенденции не были переломлены. А значит, специфическое социальное тело под названием КРИМИНАЛЬНЫЙ КАПИТАЛИЗМ, распухая, продолжало наливаться силой, отвечающей его субстанциональному качеству. Эта сила соглашалась подчиниться власти лишь постольку и до тех пор, поскольку и пока власть не задевала ее ключевые интересы.