Садистическому миру созвучен только садист, который берет на себя роль эсэсовца, возглавляющего суперконцлагерь. Кто хочет жить в концлагере, должен быть мазохистом, кайфующим от выкрутасов своего шефа-эсэсовца.
Все же, кого это не устраивает, должны не заниматься идиотизмом, исправляя то, что нельзя исправить, а бежать из этой мерзости… Как? Так вы уже решили бежать? Что ж, с вами стоит поговорить о том, как именно это надо делать.
Доводя до нужной (и искомой) жандармской прямолинейности, по Плотину (в жандармском его понимании), каждый потенциальный революционер должен покончить с собой или «уйти в нирвану». Это называется «спалить актив перемен».
Спалили актив… Остались садисты и мазохисты… «Опускатели» и «опущенные»… А вот теперь — пожалуйста, развивайтесь… Впрочем, зачем? Развитие — греховно. И товарищ майор… прошу прощения, великий философ Плотин, нам это показал, выступая перед младшим командным составом.
Словом, «руки прочь от наших завоеваний!» А не выполните данного указания, мы такие мракобесно держимордские инструкции сочиним, что мало не покажется! Это мы те завоевания, которые вы завоеваниями трудящихся называли, защищать не хотели. А завоевания элиты — будем защищать! И не за страх, а за совесть… Ну и… за все остальное тоже… И по зову сердца, ибо правда жизни — в этом! Понимаете, правда жизни, а не идиотские хилиастические фантазии.
Советский (он же антисоветский) обществовед, осознанно или на подсознательном уровне, всегда решает утилитарную политическую задачу. Он так сконструирован. На подсознательном уровне он решает эту задачу тогда, когда говорит: «Все! Я наслужился! Хватит! Теперь я абсолютно независимый интеллектуал, выражающий свою и только свою точку зрения!» Сказанное не означает, что сказавший не будет служить чему-то. Это значит, что его эго будет исполнять кокетливый танец «неслужения». А он — любоваться тем, как танцует его эго. В это время подсознание будет работать в совершенно автономном режиме — и весьма активно. Суслов позавидует!
Если же советский (то есть бывший советский) обществовед решит служить какому-то новому делу (демократическому, белому, фашистскому — любому), то он будет делать это в точности по лекалу советской агитпроповской (по мне, так далеко не лучшей) системы. Как говорилось в анекдоте про одного советского сателлита, начавшего вместо произнесения речей собирать камни в корзину, «произошла ошибка, мы в него заложили программу лунохода».
Мне невероятно интересно наблюдать, как вставшая на новую трассу Пиама Павловна воспроизводит служение делу… Никакой там не РПЦ, а нового класса, от которого она, возможно, крайне далека по факту конкретной жизни и деятельности, но… делу превращенной КПСС, номенклатуры, отказавшейся от хилиазма в пользу гностицизма, от рая на земле в пользу ада на земле… И одновременно навесившей на себя христианские крестики. Ведь по большому счету, согласитесь, если в идее прививки греческой античности христианству и есть какое-то политическое содержание, то оно именно таково. В самом деле, класс (каста, группа, номенклатура) уничтожил свое содержание и, организовав регресс для всего общества, сам ускоренным образом опростился.
Ему какие греки теперь нужны?
Ему если и хочется античности, то в ее грубейшем — садистско-высокомерном — качествовании.
Зачем прорве христианская церковь? Для того, чтобы церковь эта в качестве нового квазиидеологического института сказала классу, что он хорош. Класс навязывает церкви не просто чужую, а диаметрально противоположную ее сути функцию. Он хочет, чтобы его благословили на все то, что он и так делает по факту. Чтобы не научили состраданию и справедливости, а освободили от оных.
Класс, во-первых, хочет этого. А во-вторых, он хочет этого ИМЕННО от той христианской церкви, которая для этого максимально не приспособлена. Ну, обзаведись ты, раз тебе неймется, клубом любителей Ницше, храмом Афродиты или Диониса, неозиккуратом каким-нибудь. Нет! Нужен православный батюшка.
Но батюшка-то батюшкой, а институт как целое? Институт, извините, не сумма батюшек, которые тоже, между прочим, разные. Институту нужна, прошу прощения, ласка.
Начни Горбачев в 1985 году, в самом начале «перестройки–1», заявлять на съезде КПСС нечто откровенно ультраантикоммунистическое — эта грубость была бы сразу отторгнута. Но он сказал об очищении ленинизма, потом о роли Бухарина, потом о гуманном демократическом социализме. Получилось очень ласково и потому абсолютно сокрушительно. Подобная ласка — суть любой перестройки.
Вот и с церковью то же самое. Начни сразу говорить о Ницше — получится слишком грубо. Поэтому сначала надо впарить Платона, с которым у христианства есть свой непростой роман, затем греков вообще… А дальше — со всеми остановками, по аналогии с «перестройкой–1».