Силия все еще не могла думать о пентхаусе как о доме, но начинала привыкать к нему и даже с удовольствием сидела на террасе. По молчаливому уговору они не упоминали ни о прошлом, ни о потере памяти, но иногда Силия замечала на себе странный взгляд мужа. Однажды она спросила, в чем дело, и тот ответил:
— У тебя все еще потерянный вид. Я надеялся, что это пройдет, но, как видно, ошибся…
По вечерам они ездили ужинать и танцевать в шикарные ночные клубы, ходили на выставки и концерты, а иногда в гости к многочисленным друзьям и знакомым Флойда. Большей частью это оказались очень милые люди, с которыми можно было чувствовать себя легко и непринужденно, но потеря памяти делала Силию крайне чувствительной к самым невинным вопросам, вроде: «Какое чудесное кольцо! Где вы с мужем его покупали?» Однажды она даже начала заикаться:
— Ну, я… я…
Флойд сжал ее руку, улыбнулся и быстро ответил:
— Мы купили его в Ванкувере, в магазине японских ювелирных изделий. Верно, дорогая?
Хотя муж взял за правило не отходить от нее ни на шаг и был всегда готов ответить на трудный вопрос, Силия часто смущалась и чувствовала себя какой-то ущербной.
— Наверно, мне было бы легче, будь у меня какой-нибудь физический недостаток, — позже призналась она Флойду. — По крайней мере, мое уродство было бы на виду, люди бы все понимали и не приставали с расспросами. А так… боюсь, они думают, что у меня не все дома.
— Никто так не думает, — решительно сказал он.
— Но Рози подумала.
— Она просто старалась сказать тебе гадость…
К огромному облегчению Силии, больше они блондинку не видели и никто из них не вспоминал о том неприятном вечере. Хотя временами история с матерью приводила ее в трепет, она ни на миг не жалела, что осталась с Флойдом. В нем было все, о чем она мечтала, и молодая женщина чувствовала, что с каждым днем любит его все больше.
Рядом с ним она испытывала пронзительное, сладостно-горькое счастье, такое эфемерное, что еще острее стала желать того, без чего настоящего счастья никогда не будет: чтобы муж не мог обходиться без нее и возвращения памяти.
И то и другое казалось недостижимым.
И все же с Флойдом все вокруг представлялось чудесным. Это было безмятежное время мира и согласия, но такое странно хрупкое, как будто оба ждали неминуемого взрыва.
И он таки грянул.
Однажды они заканчивали завтрак на террасе, когда Патрик принес утреннюю почту. Среди небольшой кучки писем лежали два конверта с ванкуверским штемпелем.
Флойд вскрыл первый, заглянул в него, и Силия увидела, что в глазах мужа вспыхнуло яростное возбуждение и ликование. Это выражение тут же исчезло, и взгляд вновь стал холодным, а лицо бесстрастным.
Второе письмо, из адвокатской конторы, было адресовано «Миссис Силии Броктон». Флойд передал его жене, и та со странным трепетом, предвещавшим дурное, развернула листок с грифом фирмы.
«Уважаемая миссис Броктон!
Как вам известно, мы управляем собственностью мистера Рональда и миссис Моники Джайлс. В свете изложенного мы были бы чрезмерно признательны, если бы вы как можно скорее известили нас, остается ли в силе ваше желание продать усадьбу Голд Потлатч, завещанную вам покойными родителями.
Известное вам агентство по торговле недвижимостью „Крокет-Коламбиа“ в настоящее время имеет для вас интересное предложение. Хотя, как мы указывали до вашего отъезда в Монреаль, на рынке недвижимости еще чувствуется некоторое затишье, доходы от продажи поместья — если вы пожелаете расстаться с ним — должны оказаться вполне достаточными, чтобы значительно перекрыть сумму неоплаченных долгов.
Ждем ваших распоряжений.
Искренне ваши…»
Силия подняла глаза, увидела, что супруг внимательно следит за ней, и молча протянула ему письмо.
Когда тот прочитал его, она спросила:
— Ты знал об усадьбе?
— Да, знал. — Прикрыв зеленые глаза, он осторожно промолвил: — И что ты собираешься делать?
— А как ты думаешь, что мне делать? — У нее тревожно заныло сердце.
Он ответил неопределенно, словно догадываясь, что за этим вопросом скрывается какая-то беспокойная мысль:
— Вскоре мне самому придется лететь в Ванкувер.
— Ты считаешь, что я должна лететь с тобой?