Нервная дрожь прошлась по телу, сжимая внутренности, заставляя заламывать пальцы и закусывать губы до крови.
Начинать жизнь с чистого листа всегда тяжело, а когда это происходит во второй раз тяжелее втройне. Новое место, новые знакомства и сплошная неизвестность.
Люди, с которыми я когда-то дружила — забыты, места, которые раньше дарили лишь положительные эмоции — перечеркнуты, и всё прошлое разбито вдребезги. Нет больше той доброй, наивной и доверчивой Кристины, есть новая Я.
Отец изъявил желание побыть сегодня моим "лакеем", настоял на том, что сам отвезёт, и услуги брата или его водителя не понадобятся. Да, у отца с недавних пор имеется личный водитель, но с ним бы я точно поехать не согласилась, лучше на общественном транспорте или своих двоих.
Не привыкла я к такому. Ко всему окружающему теперь меня богатству, роскоши и пафосу.
Не моё.
Мы всегда жили не богато, как все среднестатистические люди, а переехав в другой город стали жить с мамой ещё скромнее. Отец помогал нам, но мама предпочитала не тратить его деньги, только в исключительных случаях, когда зарплаты простой медсестры совсем не хватало.
Четыре года назад, папа тоже был обычным экономистом, имел простенький дом и ездил на дешёвой машине. Но чуть позже, его исключительные способности заметил руководитель, возложивший на него огромные надежды. Начальник не ошибся, отец не подвёл.
Теперь папа является одним из партнёров в известной крупной компании по продаже брендовой одежды. Живёт в двухэтажном особняке с огромной прилегающей территорией, ездит на крутой тачке с водителем, имеет рабочий персонал, в числе одного повара, двух горничных, садовника и крутится в кругах избранных.
Вот таких высот достиг мой папочка. Можно гордиться.
— Не волнуйся так, дочка! — подбадривает он, поглядывая на меня в зеркало заднего вида, поправляя чуть съехавший галстук. — Мы ведь Смирновы, со всеми трудностями справимся. Выше нос, кнопка.
— Да, пап.
И от этого его прозвища воспоминания волнами захлёстывают, вызывая в груди щекочащее чувство тоски и забытого тепла. Слёзы на глаза наворачиваются, которые я вскоре смаргиваю. Нельзя поддаваться секундной слабости.
Не хватало ещё день начать с солёных ручьёв сентиментальности.
Когда я слышала его в последний раз мы ещё были полноценной, жизнерадостной семьёй.
Были...
Именно в этом весь смысл.
Слегка тряхнув головой, набираю в лёгкие побольше воздуха и открываю дверь. Выхожу наружу и хватая рюкзак, замечаю, что отец тоже выходит.
Надеюсь, роль сопровождающего он на себя примерять не станет, мне ведь уже не пятнадцать, но понять его могу, виной всему упущенное время и наши редкие встречи.
— Может с тобой пройтись? — делает бесполезную попытку папа.
— Не стоит. Мне вчера здесь всё показали. Я справлюсь.
Он какое-то время пристально смотрит на меня, сжимая губы, понимает наверное, что я уже не тот ребёнок, который отпечатался в его мозгу, а вполне себе полноценная самостоятельная личность. Садится обратно и пару раз просигналив, уезжает.
Машу ему и широко улыбаюсь, но как только машина исчезает за поворотом, на мгновение прикрываю глаза, настраиваюсь, а затем уверенно иду в сторону здания.
Снующие туда-сюда студенты встречают меня звенящей тишиной: те кто шли — останавливались, разговаривающие — замолкали, все, абсолютно все смотрели в мою сторону, разглядывали будто диковинку какую-то.
Ещё бы, я была будто лишним пазлом их общей давно сложившейся идеальной картинки.
Прилизанные, нафуфыренные, одетые с иголочки мажоришки, с идеальными кукольными лицами, вглядывались в моё лицо, лишённое тонны косметики, а ещё высокомерия и надменности, к которому они так привыкли.
В них не было ничего естественного: лица — маски, чувства — фальш, отношения — выгода, а жизнь — сплошная игра. Все они будто актеры, исполняющие свои роли в театре тщеславия, с привитой с самого детства любовью к особому привилегированному искусству.
Они осматривали меня с ног до головы, одни с любопытством и удивлением, другие, напротив с презрением и нескрываемой брезгливостью.
Если бы меня определили в обычный, а не в этот престижный университет, в который не каждому дорога открыта, скорее всего на такую как я и внимания никто не обратил, но среди элиты Кристина Смирнова была лишней.
Вместо коротенькой юбочки, шароваристые чёрные штаны, туфли заменили кроссовки, кофточку с рюшечками или принтом — строгая рубашка, и сей образ завершала лёгкая чёрная ветровка, которая на корню обрубала всё их представление о женственности, вкусе и моде.