— Мне жаль, Деррик, — шепчу я, — ты тоже потерял свой дом.
Деррик забивается в пространство между моей шеей и плечом, где толстое шерстяное одеяло соприкасается с теплом моей кожи. Его крылья словно шелк.
— Терял его прежде, — пробормотал он едва слышимым голосом. — Я жил без него тысячи лет. Уверен, что смогу пережить это.
Он пытается спрятаться за беспечностью, но я могу услышать тоску в его голосе. Все осталось там. Его шкаф. Гобелены с изображением его побед. Его прежняя жизнь теперь осталась врагу.
— В любом случае, слишком много печальных воспоминаний.
— И счастливых, — указала я, думая о его гобеленах.
— Ты прекрасно знаешь, насколько запятнанными они могут стать, — сказал он тихо.
Мне нечего сказать на это. Он прав.
— Где мы? — спрашиваю я.
— Лейтир Фура, — сказала Кэтрин. — Или, по крайней мере, где-то поблизости. Отец записывал свое путешествие в дневники, а я часто читала их. Ясень так далеко не распространялся до прихода фей.
До прихода фей. Я смотрю на шрамы на ее запястье, как они обвиваются вверх по ее руке в виде полумесяцев и длинных царапин. До этого, когда Кэтрин не нужно было делать все, чтобы выжить.
— Нам скоро нужно будет двигаться, — проговорил Деррик. — Я могу спрятать нас сейчас, но, если мы останемся на одном месте слишком надолго, они найдут нас.
Кэтрин кивнула, в глазах огонь.
— Конечно, — я услышала легкий скачок в ее голосе. Она звучит нерешительно, отвлеченно.
— Кэтрин?
Она не смотрела на меня.
— Это было так глупо с моей стороны? — она тщательно контролирует свой голос, но я слышу боль под этим. Тоску. Печаль. — Надеяться, что мы наконец — то… — она моргнула и посмотрела вниз, на наши переплетенные руки. — Они же все уничтожат?
Ее глаза встречаются с моими, и я вижу в них огонь. Я узнаю его так же точно, как если бы смотрела в зеркало.
— Я ненавижу их, — яростно шепчет она, слезы наконец-то падают ей на щеки. Я обернула руки вокруг нее, и она всхлипнула у меня на плече, ее слезы горят на моей коже, — я так сильно их ненавижу.
Я держу ее. Не знаю, как долго она плачет. Это могут быть минуты. А могут быть часы. Я держу ее, позволяю ее гневу выйти. И шепчу ей все это время. Два простых слова:
— Я знаю.
Глава 38.
Мой сон наполнен прерывистыми видениями преследующего меня костлявого лица Кайлих, ее иссушенной кожи. В моих снах она шепчет мне на ухо, передает сообщение: «Теперь ты знаешь, что я не могу позволить тебе жить. Теперь ты знаешь, почему я не могу позволить тебе жить».
Сорча тоже в моем сне. На заднем плане, позади Кайлих. Всегда здесь, всегда наблюдает, всегда ожидает. До тех пор, пока Кайлих не исчезает, и Сорча остается одна напротив меня, говоря на своем языке, слова неразборчивые, хриплые и лиричные.
Затем что — то сжимает мою грудь, a боль, проходящая сквозь меня, заставляет меня покачнуться. А Сорча смеется и смеется.
Я просыпаюсь в напряжении, задыхаясь. Я потею под шерстяными одеялами, дыхание рваное, сердцебиение неустойчивое.
— Плохой сон?
Я поворачиваюсь, Сорча здесь, стоит между деревьев. Она одета в длинное пальто, которое кажется сделанным из шелка, мех идет по краям воротника и окаймляет ее бледное лицо. Она выделяется среди снега, ее губы налиты красным, ее глаза такие зеленые, что едва выглядят реальными. Сорча никогда прежде не выглядела более красивой, более опасной.
«Алый идет тебе больше всего», — сказал ее голос из моего воспоминания. Я прогнала это воспоминание прочь, зарывая его поглубже внутрь, где я прячу части себя, которые оставляют меня наиболее уязвимой.
Она наблюдает за мной блестящими глазами, заполненными преступным намерением, убийством — а я одна с ней. Огонь догорел, только пустые одеяла вокруг пепла говорят о том, что остальные были здесь вместе со мной.
Моя рука скользит по бедру за мечом, но его нет. Я на мгновение закрываю глаза. Проклятье.
Сорча смеется и вытягивает меч из-за спины.
— Это ищешь? — она попробовала лезвие меча пальцем. — Он просто чудесен, не правда ли? Эйтиннэ всегда делала исключительные вещи. Уверена, тебе он больше не понадобится.
Она отступает и бросает его в деревья, ее фейская сила, запускает его глубоко в лес. Самодовольная ухмылка заставляет меня хотеть перерезать ее горло.
— Если ты обидела моих друзей, я…