Это были последние слова Серафимы, адресованные Прокофию, больше она ничего ему не сказала и молча проводила из избы.
Летние вечера на Южном Урале долгие, здесь не так, как на юге — за несколько минут неожиданно наступает теплая темная бархатная ночь. На Урале летом темнеет долго, вечер все длится и длится, солнышко постепенно скатывается к горизонту, краски бледнеют, как бы выцветают, звуки медленно стихают, и на землю опускается тишина и темнота. Особенно хорош летний вечер на воде, к вечеру всегда исчезает ветер, вода становится теплой и тихой. Так и тянет отсидеть на берегу вечернюю зорьку и встретить закат, и неторопливо поразмышлять о чем-нибудь.
Но покой теплого летнего вечера не нашел отклика в душе у Прокофия. Когда он вышел от Серафимы, уже было темно. Прокофий не торопясь двинулся к дому, ему было, о чем подумать.
Он, конечно, не ожидал, что все так обернется. Изначально Прокофий хотел просто показать нож знахарке, и немного разузнать у нее о кладах. Может быть, она бы даже, посмотрев на нож, и сказала, связан ли он с кладом, и где этот клад искать. Но Прокофию даже в голову не пришло, что знахарка сможет так точно назвать число последних жертв ножа и свяжет все это с кладом. Конечно, он испугался, узнав, что клад охраняют души погибших, и чтобы его добыть, нужно убить четырех человек, становиться погубителем невинных душ ему совсем не хотелось.
Когда он вернулся домой, жена его уже спала — умаялась за день, в рабочих семьях люди ложатся спать рано, потому что встают засветло. Прокофий, не зажигая света, лег и подумал, что сейчас до рассвета ему не заснуть — голова гудела от множества дум. Но, как ни странно, сон пришел к нему сразу, всю ночь Прокофий проспал крепко, и на следующее утро встал с уже готовым решением.
После ухода неожиданного гостя Серафима долго не находила себе места, бралась то за одно дело, то за другое — все валилось из рук. Знахарку очень обеспокоил рассказ Прокофия и напугал нож, который тот принес с собой. На ноже было много крови, очень много. Конечно, лезвие было чистым, Прокофий постарался его очистить, да и время сыграло свою роль, но Серафима-то смотрела на нож не глазами, а внутренним взором, и он говорил ей, что в будущем этот нож может принести много несчастий. А еще и эта странная история с Анисимом. Деда Прокофия Серафима знала — не лично, а понаслышке, он очень обстоятельный, трудолюбивый, «земной», всю жизнь провел на заводе. Никто бы никогда и не сказал, что в его жизни есть что-то, что надо прятать.
И еще Серафиму смущало то, что на этот раз ее бобы подвели. После ухода Прокофия она еще два раза раскинула бобы, но они не опять не показали ей будущего — ни Прокофия, ни ножа. Такое в ее практике было первый раз. Больше гадать не имело смысла — в гадании нельзя задавать один и тот же вопрос больше трех раз, если ответа не получаешь, значит, его и нет.
После ухода гостя знахарка пожалела, что не забрала у него нож. Неизвестно ведь, что придет этому Прокофию в голову, да и бобы ничего не показывали. В конце концов, Серафима, помолившись по обыкновению, решила, что утро вечера мудрее, и легла спать.
***
Прокофий был мужиком еще молодым и жизнью не битым, поэтому всем этим разговором и россказням про зачарованные и заговоренные клады он поверил не до конца, и решил не придавать этому большого значения. Но, тем не менее, клад его манил и привлекал, отказываться от его поисков Прокофий не собирался, он бы себя всю жизнь потом корил, если бы сейчас решил отказаться от клада. Конечно, разговор со знахаркой его напугал, но утром мужику все представилось немного в другом свете. Он шел на завод и раздумывал:
«Раз уж клад не совсем обычный, то, может быть, чтобы он открылся, достаточно и одного ножа будет. Мало ли что мне там Серафима наговорила про то, что надо четырех человек убить, чтобы клад показался, она ведь знахарка, значит, суеверная очень, всякие сказки собирает, может, это все и совсем не так. Только людей зря пугает. А возьму-ка я нож и схожу снова в эту пещеру, в прошлый-то раз ножа у меня с собой не было. Может, клад только на нож заговорен, а убивать никого и не придется, приду я с ножом туда, где сундук спрятан, он мне и откроется. А ведь еще одно! Серафима-то хотела себе нож оставить, даже уговаривала меня. Может, хотела этот ножик себе забрать? Странно только, что бобы ничего не показали про будущее».
Так он шел и размышлял, но вдруг одна мысль поразила его: «А ведь это Серафима мне сказала, что бобы ничего не говорят, а может они открыли ей, как клад добыть, а она не захотела мне рассказывать. Да, надо самому пойти и посмотреть, такие дела ни на кого не перекладывают».