Приближался полдень, вокруг стояло марево. В августе на Южном Урале бывают такие летние дни, когда, кажется, возвращается настоящая июньская жара. Воздух замирает, вокруг витает дурманящий запах свежескошенной травы и лесных цветов. Тишину нарушает только жужжание шмелей и пчел. Кажется, что осень и зима никогда не наступят. Все тело насквозь прожаривается солнцем и пропитывается теплом. Но эта благодать, к сожалению, бывает нарушена огромным количеством паутов. В отличие от шмелей, они подкрадываются бесшумно, и от них нельзя отмахнуться. Они незаметно вцепляются в незащищенные участки тела, и ощущаешь их, когда они уже вцепились накрепко. Особенно страдают руки и шея. А в глаза в это время лезут мошки. Они очень мелкие и едучие, и представляют собой настоящий бич для косарей.
Сабира первый раз в жизни была на покосе, но очень быстро поняла, почему работа там называется страдой. Они с Катей закрыли голову, шею и часть лица белыми платками, но это им мало помогало. Казалось, все мошки и пауты округи кружились возле них. Подружки то и дело бегали к ручью и умывались, еще они часто пили воду из котелка с травяным чаем. Через час они так умаялись, что тихонечко присели у догоревшего костра на бревешках и стали поджидать дедушку. Правда, почти всю кошенину они к этому времени перевернули, остался небольшой участок около кочек.
— Все-таки надо тот участок закончить, — вздохнула Сабира обреченно. Немного посидев, она взяла грабли и направилась к кочкам.
Катя тоже подобрала грабли, и хотела уже было последовать за ней, как вдруг раздался вопль Сабиры. Катя оглянулась, Сабира стояла как вкопанная рядом с кочками, держала в руках грабли и орала. Подруга бросилась к ней, краем глаза заметив, что к ним быстрыми шагами приближается ее дедушка.
Когда Катерина подбежала к Сабире, она увидела, что та стоит рядом с очередным пластом перевернутой кошенины, а под ней извивается большая гадюка с детенышами. Змея была большая, черная, очень сердитая и агрессивная, детенышей с ней было пять штук. Сабира ничего не могла с собой поделать, даже сдвинуться с места, кричать она перестала, но как будто впала в ступор и не сводила глаз с гнезда гадюки с детенышами.
— Отойдете-ка подальше обе! — спокойно сказал подошедший дед, и оттащил за руку Сабиру от гнезда. Катя отошла сама на безопасное расстояние. — Я-то думал, что когда косил, всех тут расшугал, они сами уползали. Так-то они не любят шума, и сами людей сторонятся. Идите к костру, я сам все доделаю, а вы собирайтесь.
Подруги двинули к кострищу, не оглядываясь. Там они стали не спеша собираться.
— Ну что ты так испугалась? — успокаивала Катя подругу. — Сейчас время такое, август, они детенышей заводят, и поэтому злые очень. Обычно-то они сами уползают с дороги, когда человек идет, и первыми не нападают. Эта ведь тоже на тебя не нападала. Как ты вообще ее увидела?
— Да я просто кошенину перевернула, — наконец-то обрела голос Сабира, — а там… она такая противная, извивалась вся… — Сабиру вновь передернуло.
— Хорошо, что ты ее граблями не попыталась ударить, — сказал подошедший к кострищу дед. — Она бы тогда на тебя напала.
— Вот почему вы нам говорили по кошенине не ходить, да? — догадалась Сабира.
— Да, они под сухим сеном скрываются, там им тепло на солнышке, и не жарко. Ладно, девоньки, давайте уже двинемся на второй покос, там и пообедаем.
Дед уже сходил к ручью и принес продукты, они вновь закрепили их на багажниках велосипедов, и тронулись пешком в путь. Василий Константинович вел большой велосипед, маленький вела Катя, а Сабира шля посередине них, поглядывала под ноги, и старалась не наступать на разные подозрительные сучки и палки.
Второй покос Василия Константиновича находился недалеко от первого. Дорогу на верхний покос на первый взгляд было трудно запомнить по той причине, что она все время петляла. Но достаточно было по ней пройти или проехать хотя бы один раз, чтобы понять главное — два покоса соединены между собой единственной дорогой, от которой, правда, отходили разные неприметные тропки, главное было на них не сворачивать. Первую половину пути надо было всегда держаться правой стороны, а вторую половину — левой. Приходилось запоминать только один важный ориентир в середине пути — три высоких размашистых рябины. Деревья дружно стояли рядом и указывали своими густыми ветками, усыпанными местами слегка розовеющими ягодами, путь к верхнему покосу. Именно у рябины надо было повернуть налево и пойти или поехать в гору. Дорога, ведущая к покосу, была достаточно широкой, чтобы по ней могла проехать телега или машина, мало было накосить сено, его же надо было еще и вывезти с покоса. Две укатанных колеи уверенно вели к очередной развилке. Тут как в сказке — три дороги; Катя, не раздумывая, свернула налево, подруга за ней, Василий Константинович, как положено, замыкал шествие.