Ничто из этого Энглтону и близко бы не понадобилось, однако он не спешил торопить события. Нельзя же было потребовать: «Говори все, что знаешь о Молли Кирнан». Рыбу надо немного поводить на леске, а уж потом выуживать. Поэтому он пошел в обход — проявил интерес к программам школьного обмена и очистки подземных вод, заручился директорским доверием и только потом повернул разговор в нужное русло.
Ключевой фигурой была Кирнан — в этом он мог поклясться. Флин Броди и Алекс Хэннен тоже играли заметные роли, но раскрыть тайну «Пожара в пустыне» можно было лишь с помощью Молли. Дом, где она жила, Энглтон уже посетил — жилище Молли Кирнан стояло одним из первых в списке. Там не было ничего подозрительного, и недаром. Кирнан была слишком хитра, слишком осторожна и улик не оставляла.
Немногим больше сведений он выудил из ее начальника, что само по себе о многом говорило. Другие линии расследования тоже сходились на этом мнении: Молли Кирнан держала карты ближе к орденам. Она работала в Агентстве международного развития почти с самого его основания, служила в Каире с конца 1986 года, вела различные программы, связанные с Сахарой, — центр планирования семьи в Харге, сельскохозяйственную школу в Дахле, какие-то научно-исследовательские проекты в окрестностях Гильф-эль-Кебира. Директор не знал всех подробностей.
— Честно признаться, Молли привыкла во всем разбираться сама, — сказал он Энглтону. — Подает ежегодный отчет обо всех своих достижениях и этим ограничивается. Да и я не вижу смысла контролировать столь опытного сотрудника. Так что мы предоставляем ей свободу действий. Кстати, не хотите ли посмотреть проект новой системы канализации, которую мы планируем построить в Асьюте? У меня в офисе есть презентация…
— С удовольствием, — согласился Энглтон.
Как и ожидалось, презентация была бесконечно нудной. К счастью, через пять минут директору позвонил друг Энглтона, журналист, — с просьбой о телефонном интервью. Сыщик галантно отмахнулся от извинений, сказал, что пока осмотрится, если никто не будет возражать, дабы проникнуться духом организации… и направился прямиком к кабинету Кирнан, который находился в конце коридора на третьем этаже — разумеется, за запертой дверью. Энглтон, естественно, нашел способ взломать замок, хорошенько порылся внутри (совершенно ничего не обнаружив) и явился к директору в кабинет, прежде чем чиновник закончил давать «интервью».
Это «ничего» и стало итогом визита. Никаких зацепок, никакой информации — один большой пробел. Примерно этого Сай и ждал, но попытаться стоило. В конце концов и Кирнан удастся расколоть (как всегда бывало, не зря же его нанимали), но какими усилиями? Пока Молли Кирнан и «Пожар» оставались самыми крепкими орешками за всю его практику.
Двери лифта открылись на двадцать четвертом этаже.
— Вот и приехали, — сказали последние две старушки в красных футболках. — Очень рады были познакомиться.
— Взаимно, — ответил Энглтон, возвращаясь из прошлого в настоящее. — Желаю вам, дамы, как следует повеселиться. И помните: в танце живота главное — не переборщить.
Старушки захихикали и вышли. Лифт бесшумно взмыл к двадцать седьмому этажу. По мягкой ковровой дорожке Энглтон зашагал вдоль коридора, мимо развешанных по стенам копий старинных акварелей с верблюдами и пирамидами, мужчинами в тюрбанах и прочей туристской дребеденью, пока не дошел до белой двери с медной табличкой «Комната 2704». Он постучал — два раза быстро, три медленно, вставил ключ-карту и вошел.
Внутри царил технологический хаос: переплетение кабелей и проводов, пирамиды компьютеров, серверов, модемов и записывающей аппаратуры. Чтобы все это вместить, мебель в номере пришлось сдвинуть к стене. За столом напротив миссис Малуф, пышная дама лет пятидесяти, втиснутая в легкомысленное черное платьице, одной рукой прижимала наушники, а другой крутила ручку настройки огромного усилителя. Наряд и густой макияж были призваны поддерживать имидж «ночной бабочки» (хотя, спросить Энглтона, только безлунная ночь могла заставить кого-то позариться на его помощницу). Миссис Малуф недовольно кивнула боссу и передала через стол кипу расшифровок дневных записей. Энглтон вышел на балкон. Вдалеке едва виднелись очертания пирамид — три расплывчатых треугольника на самом краю города. Он едва удостоил их взглядом, уселся на стул рядом с большой спутниковой тарелкой и занялся бумагами: звонки профессора Броди, большей частью по университетским делам; звонки, поступившие профессору Броди; автоответчик Кирнан принял пару идиотских сообщений. Были и другие записи с установленных им «жучков», электронные письма… снова ничего важного.
— Это все? — крикнул он в номер.
— Только что Кирнан звонили на мобильный, — с легким раздражением ответила миссис Малуф. — Оставили сообщение. Я еще не успела расшифровать.
— Проиграйте его для меня.
Еще одно досадливое «хм!» — и защелкали кнопки аудиомагнитофона. Тут же комната наполнилась звуками: писклявая невнятица проматываемой пленки, а затем — женский голос, напряженный, срывающийся, на фоне автомобильных гудков.
«Молли, это Фрея. Звоню с улицы. Тут такое… мне нужна ваша помощь. Кто-то пытался… по-моему, Алекс убили…»
Энглтон, пока слушал, сидел не шевелясь и еле дышал, а прищурился так, что глаз было не разглядеть. Когда запись оборвалась, он велел миссис Малуф промотать пленку в начало, чтобы послушать еще раз.
«Я напротив Американского университета. Сейчас попробую разыскать Флина Броди. Если его там нет, пойду прямиком в посольство. Кажется, за мной следят. Мне нужно…»
Тихий щелчок обозначил конец записи. Энглтон перевел дух, задумчиво улыбнулся, выудил из коробки с пирожными эклер и вонзил в него зубы.
— Неплохо, — пробубнил он с набитым ртом, по краям которого выступили язычки крема. — Даже очень неплохо.
Каир, Американский университет
«Большой храмовый комплекс Иуну („вместилище колонн“), или, согласно греческим источникам, Гелиополь (Город Солнца), возможно — нет, вне всякого сомнения, — являлся центральным культовым сооружением всего Древнего Египта. Сейчас, к сожалению, развалины его величественных храмов и молелен скрыты под фундаментами каирских пригородных кварталов Айн-Шамса и Эль-Матарии (помимо одного-единственного обелиска Сенусерта I, печального, навевающего воспоминания). Трудно поверить, что все три тысячи лет, от туманных дней конца додинастического периода и до греко-римских завоеваний, эти руины являли собой величайшее святилище солнечного бога Ра, приют богов Эннеады, место поклонения быку Мневису, птице Бену, загадочному чудо-камню Бен-бену…»
— Боже мой.
Флин Броди устало вздохнул и уронил на стол реферат — первый из стопки, которую нужно было проверить до завтрашнего утра. (Задание: показать и обосновать религиозное значение Иуну/Гелиополя для древних египтян.) Флин узнал язык студентов-иностранцев — напыщенный, тяжеловесный, каким уже сто лет никто не пишет. И так тридцать три реферата, минимум по четыре страницы. Ночка предстояла долгая.
Флин потер глаза, встал с кресла, подошел к окну. На газоне под деревьями студенты нежились в шезлонгах, курили и болтали между собой. «Сейчас бы пропустить стаканчик, а лучше два», — подумал Флин, но отогнал это желание. Прошли те дни, когда он хранил бутылку виски в верхнем ящике стола. Вчерашний срыв — не в счет.
В поле зрения показался Алан Пич — как всегда, брел куда глаза глядят. Студенты у него за спиной кинулись изображать зевоту. Флин рассердился на них, даром что сам подшучивал над занудой Пичем. Дождавшись, пока коллега не скроется за углом, Броди уселся за стол, сложил руки за головой и стал смотреть в потолок.
На душе у него скребли кошки, и не только от перспективы читать тридцать три реферата. Не тот случай был, чтобы беспокоиться по-настоящему, как временами — до дрожи, до холода в ногах, до чувства, что мир вот-вот навалится на него всей тяжестью воспоминаний и раздавит, похоронит под собой. Нет, в этот раз прихватило только слегка. Что-то было не так, а что — неизвестно. Впрочем, с «Пожаром в пустыне» нормальной жизни ждать не приходилось.