- Я не водила пьяной, и похмелья у меня нет. Не выспалась, только и всего.
Племянник поиграл бровями.
- Рихард не давал тебе спать? Или ты познакомилась в клубе с каким-нибудь красавчиком? Ты говорила, что тебя не держат на коротком поводке, вовсю пользуешься свободой? Напомни, куда вы ходили? А, в «Белую сову».
Саида вспомнила о встрече с Ливием Хиббинсом, и щеки предательски порозовели.
- Все останется между нами, - добавил Линн. - Я нем как могила, сама знаешь. Мне можно доверить любой секрет.
- Тебе уже исполнилось восемнадцать, но это еще не означает, что мы будем обсуждать подобное.
- Да мы вроде ничего не обсуждаем, - тут же пошел на попятную племянник. - Просто… м… как это называется? Ведем светскую беседу. Ты интересуешься тем, как у меня дела в школе, я интересуюсь тем, как у тебя дела в бизнесе. К слову, как у тебя дела в бизнесе?
Он широко улыбнулся, вмиг превратившись из задумчивого юноши в озорного мальчишку. Саида подумала о том, как он похож на сестру. Чего в этих мыслях было больше: приятной ностальгии по давно ушедшим дням, темной удушающей тоски по ним же или боли, от которой нет лекарства? В ожидании ответа Линн потрепал пятерней пышные кудри цвета воронова крыла, вспомнил, что мгновение назад ковырялся в еде, чертыхнулся и взял салфетку.
- Все ладно, - сказала Саида.
- Звучит не очень. Ты должна говорить «блестяще, просто блестяще, я зашибаю миллионы, и у меня самые довольные в Треверберге клиенты». Нет, правда. Вид у тебя странный. Ты какая-то… не знаю. Замороженная, что ли.
- А как у тебя дела в школе?
- Блестяще, просто блестяще. В сентябре сдаю последние экзамены экстерном и освобождаюсь из этого рабства. - Линн вновь собрал тост, оставив на бортике тарелки ненавистные корочки, и откусил большой кусок. - Буду скучать только по баскетбольной команде. И мистеру Саймону, преподавателю истории. Он говорил, что в древности обучение было что надо. Никому не вдалбливали в голову дурацкие правила, всех учили думать, сомневаться, задавать вопросы. Это называлось «академией». В эпоху Возрождения академию попытались возродить.
- Да, академия Кареджи в Италии, - кивнула Саида.
- Именно. А потом облеченные властью поняли, что образованные люди опасны. Своим критическим мышлением они ставят под угрозу существование социальных норм и общества в целом. И появилась система образования, которая стрижет всех под одну гребенку. Готовит клерков, сдыхающих на работе от безысходности и ненависти к своему делу. Зато они послушны, как стадо овец, и всего боятся. А тому, кто боится, легко внушить любую глупость.
- Мистер Саймон так и говорил?
Глава 24
- Ну нет, конечно, - отвел глаза племянник. - Я немного развил его мысль. В вольной форме. Но он был адептом классического образования. Знаешь, как у нас, - пояснил он, имея в виду темных эльфов. - Маленькие группы, наставник, передача мудрости предков и всестороннее развитие: от фехтования, спорта и верховой езды до языков, магии и целительства. И все предметы, которые мы изучали, были интересны. Почему? Потому что наставник мог объяснить, зачем это нужно, и позволял задавать вопросы. В том числе, каверзные и еретические. Я мог спросить что-нибудь вроде «что, а бабы в древности и правда вели за собой армию? Бабы? Серьезно?» и не получал за это по уху. Но пойди спроси у школьного преподавателя о том, зачем мне высшая математика. Или основы государства и права. Накалякает в дневнике замечание красной ручкой и поднимет страшный шум. Был у нас такой предмет - основы религии. Очень похоже на нашу историю культов, только в сто раз скучнее. И вот начали мы изучать христианство. Я говорю: «Знаете, миссис Джойс, Иисус был реальной исторической личностью, и всему, что происходило в его жизни, есть четкое объяснение. За ним шли не потому, что он был сыном бога, а потому, что он был чертовски харизматичным малым. Руками лечили и до него, это древняя система целительства, родом из Японии. На вашем месте я бы не верил так слепо историческим источникам. А даже если мы предположим, что все это правда, объясните мне вот что. Парень говорил: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». В смысле, пожертвовать собой и позволить себя распять, да еще и во всеуслышание объявить, что это жертва ради человечества — это любовь? Выходит, все должны жертвовать собой ради ближнего? Эта философия кажется мне как минимум странной. И зачем подставлять вторую щеку, если можно как следует двинуть по второй? На востоке так и поступают. Если кто-то обесчестил твою сестру, ты не успокоишься, пока за нее не отомстишь, убив всех братьев виновного. Око за око, зуб за зуб. Никаких тебе вторых щек и «бог простит его, заплутавшего».