– Мне кажется, оно мне идет.
– Несомненно, но что-то Вас гложет. Я же вижу. Цвет и фасон платья – это тоже сигнал, который Вы неосознанно посылаете миру. Вы же пришли за помощью.
Говорил он мягко, убедительно, но без улыбки, и все же Кате казалось, что внутренне он улыбается: понимающе и немного грустно.
Словно прорвав плотину, полились слова. Уже не сдерживая себя, Катя расплакалась, как маленькая девочка.
Судорожно всхлипывая и смахивая набегающие слезы, она рассказала ему, что может часами бродить по Арбату, что боится, когда бьется стекло, и ненавидит бордовые розы. От Лабковского она впервые услышала термин «панические атаки», которыми он объяснил сердцебиение, испарину и беспричинный ужас, испытываемые ею при звуке бьющегося стекла.
– Я не знаю, где мой отец, что с ним, почему он оставил нас с мамой и не помню, где я жила до расставания родителей. Ищу этот дом. Ищу квартиру на Арбате и не могу найти.
– У Вас есть родные?
– Конечно, бабушка и мама.
– Бабушка Вам ближе, чем мама?
– Да! Откуда Вы знаете?
– Вы сами только что это сказали. Может быть, Вам спросить у них?
Катя изумленно посмотрела на психолога. Разумеется, это было самое простое решение, но оно даже не приходило ей в голову. Она не ответила – не знала, как объяснить ему, а главное, самой себе, что мать давно стала для нее чужим человеком. Когда? Это воспоминание тоже терялось в глубинах памяти. Когда-то очень давно, в детстве.
– Я уверен, Вы найдете разгадку, – убежденно сказал Лабковский. – Слушайте свою интуицию, она приведет Вас к ней. Доверяйте своим чувствам, ощущениям. Бывает достаточно одного элемента – звука, жеста, изображения, чтобы активировать нашу память и понять прошлое.
Потом Катя не раз посещала Лабковского. Она жалела, что не может привести к нему мать, которая с возмущением и наотрез отказалась от услуг «психиатра».
Разговоры с психологом очень помогали Кате, после них она как бы примерялась со своим детством. В памяти всплывали картинки, разговоры и чаще всего разговор с бабушкой.
– Бабуль, почему я здесь? Где мама? Папа?
– Не волнуйся, все хорошо. Ты немножко приболела, и мама привезла тебя ко мне.
– Когда я поеду домой?
– Катенька, погости уж у бабушки, пожалуйста! Я вот тебе сырники приготовила.
– А когда мама придет?
– Она в санаторий поехала. На пару недель, а если понравится, так и на месяц.
– Значит папа придет!
– Пока ты болела, папа уехал.
– Куда?
– В командировку.
– А когда он вернется?
– Не знаю…
Та маленькая Катя легла в постель, отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом.
– А как же сырники?
– Не хочу сырников! И вообще есть не буду, пока меня не заберут домой.
– Значит, умрешь с голоду?
– Так долго не заберут? – Катя рывком снова села на кровати.
– Долго. Ты теперь живешь со мной, и точка! – неожиданно резко сказала Анна Ионовна и поспешно прикрыла дверь в комнату, словно испугавшись саму себя: так с внучкой она еще не разговаривала.
К вечеру они с бабушкой помирились и сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, укрытые пледом. Перелистывали тяжелый альбом со старыми фотографиями. Катя гладила его бархатную обложку, похожую на бока плюшевых медведей, которые тоже почему-то переехали в Брюсов переулок вместе с ней, как будто и они заболели.
– А почему на фотографиях все коричневые?
– Раньше такие делали. Ах, как быстро жизнь прошла…
– Что ты, бабуль, ты у меня самая молодая. Меня даже подруга Лилька спросила: «Это твоя мама?» Не поверила, что бабушка. А потом говорит: «Красивая! На артистку похожа».
Анна Ионовна рассмеялась, обняла Катю и поцеловала в макушку.
– А это где?
– Это могила дедушки.
– Почему же на ней не по-русски написано?
– Это еврейское кладбище – в Малаховке, под Москвой. Мы же с тобой, маленькой, туда ездили. Забыла? Ах, как играл твой дедушка… Ой, заболталась совсем, я же бульон варю!
Когда Анна Ионовна вернулась в комнату, вытирая на ходу руки о передник, Катя все еще рассматривала фотографии.
– А здесь тебе сколько лет?
– Лет пять, наверное.
– Это в пансионате в Славянске?
– Точно, там.
– Расскажи, как ты пела, очень прошу. Пожалуйста!
– Да уж в который раз…
– Ну, бабуль!
– Хорошо… Вечером мы с мамой, как и все отдыхающие, пошли в летний театр. Там выступал ансамбль песни и пляски. И вот они завели марш Буденного: «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ…» – запела Анна Ионовна чистым красивым голосом.