— Неужели?
— Конечно.
Пальцами он приподнял уголки губ вверх, изображая улыбку.
— Так лучше?
— Немного. Помоги мне уложить ребенка.
— С удовольствием.
Идя следом за Франни в домик матушки Абигайль, Стью думал над тем, что людям Свободной Зоны лучше всего разойтись, разъехаться. И отложить на как можно более длительный срок организацию. Именно организация создает так много проблем. Нельзя давать оружие полицейским, пока они не помнят имен… не помнят лиц…
Франни зажгла керосиновую лампу, и та осветила комнату мягким желтоватым светом. Питер сонно смотрел на них. Он много играл. Франни надела на сына ночную рубашку.
«Единственное, что мы можем выиграть, — это время, — подумал Стью. — Время, отпущенное на жизнь Питеру, его детям, возможно, даже моим правнукам. До 2100 года, но не дольше. Скорее всего, даже меньше. Достаточно времени, чтобы Старушка-Земля хоть немного восстановила свои силы. Период отдыха.»
— Что? — спросила Франни, и Стью понял, что он говорил вслух.
— Период отдыха, — повторил он.
— Что это значит?
— Все, — сказал Стью и взял ее за руку.
Глядя на Питера, он подумал:«Возможно, если мы расскажем ему, он расскажет своим детям. Предупредит иx. Милые дети, скажет он, это смертельные игрушки — это взрывы и лучевая болезнь, и чернота, и ужасная чума. Эти игрушки опасны; дьявол, засевший в мозгу человека, управлял руками, данными человеку Богом, когда homo sapiens создавал все это. Пожалуйста, никогда не играйте в эти игры, никогда. Пожалуйста… пожалуйста, усвойте этот урок. Пусть этот опустевший мир станет вашей тетрадью».
— Франни… — Стью повернул ее к себе так, чтобы видеть ее глаза.
— Что, Стюарт?
— Как ты думаешь… люди хоть когда-нибудь научатся хоть чему-нибудь?
Она открыла рот, как бы собираясь что-то сказать, но, поколебавшись, промолчала. Мигала керосиновая лампа. Глаза Франни стали темно-синими.
— Не знаю, — наконец произнесла она. Казалось, ее не удовлетворил этот ответ: она хотела сказать что-то еще, дополнительно к своему ответу, но смогла лишь повторить его:
— Я не знаю.
ЭПИЛОГ
Нам нужна помощь, убеждал поэт.
Эдвард ДорнОн проснулся на рассвете. Сел и огляделся вокруг. Он находился на белом, как слоновая кость, берегу под керамически голубым безоблачным небом. А рядом бирюзовый океан, волны которого бились о рифы, и странные люди, которые были…
(каноэ, действительно каноэ.)
Он знал это… но каким образом?
Он встал на ноги и чуть не упал. Его качало. Он был слаб и хотел есть.
Он повернулся. Зеленые джунгли так и впились ему в глаза, темные заросли лиан, широколистных деревьев, цветы были
(розовые, как грудь хористки.)
Он снова был удивлен. Что такое хористка? И что такое грудь?
Увидев его, закричал попугай и полетел прочь, не видя ничего впереди себя, врезался в толстый ствол старого бананового дерева и замертво свалился на землю.
Мангуст посмотрел на его заросшее бородой румяное лицо и умер от кровоизлияния в мозг.
Жук, деловито гудевший на стволе пальмы, почернел и обуглился от пробежавшего по нему электрического заряда.
Кто я?
Он не знал.
Где я?
Какая разница?
Он пошел — поковылял к джунглям. Голова его кружилась от голода. Шум прибоя звенел в ушах, как биение сердца. Ум его был так же пуст, как ум новорожденного.
Он был уже на полпути к морю зелени, когда из зарослей вышло трое. Затем четверо. Потом еще шестеро человек. У этих людей была гладкая коричневая кожа.
Они смотрели на него. Он смотрел на них.
Народу прибывало все больше и больше. У всех в руках были копья. Они угрожающе поднимали их. Мужчина, заросший бородой, посмотрел на них. Одет он был в голубые джинсы и старые запыленные ковбойские ботинки. Больше на нем ничего не было. Верхняя часть его тела была белой, как брюхо сазана, живот впалый.
Копья взметнулись вверх. Затем один из коричневых людей — вождь — выкрикнул одно-единственное слово, прозвучавшее как Ян-нах!
Да, дело пошло. Отлично. Скорее всего, это его имя.
Он улыбнулся. Эта улыбка была подобна красному солнцу, пробившемуся сквозь черную тучу. Сверкнули белые зубы и поразительно жгучие, искрящиеся глаза. Он протянул к ним свою ладонь, на которой не было ни единой линии, в универсальном жесте предложения мира.
Они сникли под напором его улыбки. Копья упали на песок; одно из них вонзилось кому-то в лодыжку.
— Do you speak Englishl[27]
Но они только смотрели.
— Habla espanol?[28]
Нет. Они определенно не habla на чертовом espanol.