Так Ма Ко Джи оказалась на их корабле.
Она пришла в себя, понемногу научилась языку наших гостей, многое рассказала им. Она хоть и была простой девушкой из шанской деревни, но ходила в школу и умела читать. Она даже читала газеты и знала, почему началась война…
А вернуться наши гости смогли только через двадцать лет. Они надеялись, что за эти годы на Земле многое уже изменилось, и знали, что люди не так жестоки, как им показалось в первый прилет. С ними вернулась и Ма Ко Джи.
Так мы и встретились с прошлым. И оно уже стало нашим будущим. Ведь вы, наверное, слышали, что мой внучатый племянник улетает на корабле гостей.
Перевел с бирманского Кир. БУЛЫЧЕВГ. ЧЕСТЕРТОН ЗЕРКАЛО СУДЬИ Рассказ
Гилберт Кийт Честертон (1874–1936) — один из крупнейших английских писателей XX века. Он писал и романы, и очерки, и биографии великих людей, и стихи. Но, пожалуй, больше всего — и в Англии и в других странах — любят его детективные рассказы. Цикл рассказов о сыщике-любителе, скромном католическом священнике отце Брауне — самый известный. В этом цикле около 50 рассказов, собранных в 5 сборников («Неведение отца Брауна», «Неверие отца Брауна», «Мудрость отца Брауна», «Тайна отца Брауна», «Позор отца Брауна»).
У Брауна свой метод: он как бы перевоплощается в преступника, изучает его изнутри — и в этом состоит его тайна. В большинстве случаев отец Браун выступает в качестве обличителя ханжества, предрассудков и лживости английского общества.
Рассказ «Зеркало судьи» был впервые опубликован на русском языке в журнале «Вокруг света» № 11 за 1928 год.
Рисунки Б. ГУРЕВИЧАДжеймс Бэгшоу и Уилфрид Эндерхилл были старыми друзьями, они любили бродить целыми ночами по улицам, болтая без умолку и огибая один угол за другим в безмолвном, безжизненном лабиринте большого пригорода, в котором они жили. Первый из них, высокий, темноволосый, черноусый добродушный мужчина, был профессиональным сыщиком; другой, на вид чувствительный джентльмен, с острыми чертами лица и редкими волосами, — сыщиком-любителем. Читатель, несомненно, удивился, когда узнает, что говорил сыщик-профессионал, а любитель слушал, и притом даже с некоторым почтением.
— Наше ремесло, — говорил Бэгшоу, — это единственное ремесло, в котором профессионал, по всеобщему убеждению, постоянно ошибается. Никто никогда не пишет рассказов о том, что парикмахер не умеет стричь и ему помогает клиент; или, скажем, о том, что извозчик не умеет управлять кэбом и седок учит его. Но при всем том я не стану отрицать, что мы часто предпочитаем идти по проторенной дорожке; иными словами, мы имеем несчастье постоянно руководствоваться какими-то твердыми правилами и законами. В чем романисты не правы, так это в том, что они вообще отказывают нам в праве руководствоваться ими.
— Шерлок Холмс, — заметил Эндерхилл, — несомненно, сказал бы, что он руководствуется правилами и законами логики.
— Ну, возьмем, к примеру, следующий вымышленный, конечно, случай с Шерлоком Холмсом и профессиональным сыщиком Лестрадом. Шерлок Холмс может, скажем, догадаться, что какой-нибудь совершенно незнакомый ему человек, переходящий через улицу, иностранец, только потому, что этот незнакомец, переходя через улицу, смотрит сначала налево, а потом направо. Я готов согласиться, что Холмс угадал правильно. Я уверен, что Лестрад никогда бы не догадался. Но ведь все упускают из виду, что полицейский сыщик, который не мог д о г а д а т ь с я, мог зато з н а т ь. Лестрад з н а л, что этот прохожий — иностранец, по той простой причине, что он в пределах своего участка должен следить за всеми иностранцами, а кое-кто сказал бы — вообще за всеми жителями. Как полицейский я радуюсь, что полиции стало многое известно, ибо всякому хочется делать свое дело безукоризненно. Но как гражданин я нередко задаю себе вопрос: не слишком ли многое известно полиции?
— Неужели вы хотите этим сказать, что вам известен каждый человек в вашем участке? Стало быть, если бы вон из того дома напротив вышел какой-нибудь человек, вы могли бы сказать, кто он и что он?
— Да, если бы он был владельцем дома, — ответил Бэгшоу. — Этот дом арендуется неким литератором англо-румынского происхождения, который обычно живет в Париже, но в данное время находится здесь в связи с постановкой какой-то пьесы. Зовут его Озрик Орм, он представитель новой школы, и, кажется, его очень трудно читать.