Я направился прямо по газону, чувствуя себя разбитым и опустошенным. Навстречу мне, пошатываясь под тяжестью ноши, шла знакомая фигура.
— Дороти? — закричал я.
Дороти резко остановилась, и несколько книг, которые она тащила в охапке, шлепнулись на землю. Меня словно молнией озарило — ведь это же были мои книги по юриспруденции!
— Немедленно собери все и отнеси назад! — приказал я. — Что это тебе взбрело на ум?
Вопрос, конечно, был совершенно излишним. Кто-кто, а уж она-то обязательно ухитрилась оказаться на месте, чтобы послушать невесть откуда взявшегося проповедника, и, безусловно, первой уверовала в его бред собачий. Она чуяла всяких евангелистов за двадцать миль, и самыми волнующими моментами в жизни для нее были часы, проведенные на жестких скамьях в удушливой атмосфере всяких молитвенных собраний и где заезжий пророк вещал о геенне огненной.
Я направился было к Дороти, но тут же забыл и о ней, и о моих книгах.
С противоположной стороны площади донесся захлебывающийся лай. Из темноты боковой улицы на свет выбежала нескладная фигура, которую преследовала свора собак. Незнакомец в черном, а это был именно он, подобрал полы своего балахона, чтобы они не путались в ногах, и явно показывал неплохое время в этом импровизированном состязании. Время от времени какой-нибудь из собак удавалось в прыжке отхватить кусок его развевающегося балахона.
Да, с людьми у него дело явно шло лучше, чем с собаками. Их как раз выпустили погулять с наступлением темноты, и, естественно, просидев целый день на цепи, они теперь нуждались в хорошей разминке. Видимо, собаки не понимали птичьего языка незнакомца, а может быть, сам он был настолько необычен для них, что они сразу же решили, что это чужой, с которым нечего церемониться.
Он промчался через газон вместе с преследующей его по пятам сворой и свернул в идущую от площади улицу, и только тогда я понял, куда бежал проповедник. Я что-то прокричал и ринулся вслед. Ведь он явно хотел добраться до машины, на которой прибыл дядюшка Джордж.
Я знал, что едва ли догоню незнакомца, и рассчитывал только на Чета. Наверняка он поставил одного-двух полицейских охранять ее, а пока проповедник будет их уговаривать, уйдет время и я успею перехватить его раньше, чем он умчится. Конечно, он может попытаться одурачить и меня своим щебетаньем, но я усиленно внушал себе, что должен сопротивляться всем его проповедям.
Так мы мчались по улице, впереди незнакомец, чуть сзади свора лающих собак, а за ними я, когда показалась стоящая у полицейского участка машина, которую все еще окружала порядочная толпа. Проповедник несколько раз каркнул — я затрудняюсь подобрать другое слово, — и люди поспешно стали расходиться в стороны. Он даже не замедлил своего бега — и тут следует отдать ему должное: он показал себя неплохим спортсменом, — а футах в десяти от машины просто сильно оттолкнулся, подпрыгнул и словно поплыл по воздуху, плюхнувшись прямо на место водителя. Возможно, все дело было в том, что собаки до смерти напугали его, а при определенных критических обстоятельствах человек способен буквально на чудеса, которые в обычное время кажутся невероятными. Впрочем, даже в этом случае проповедник продемонстрировал отличную атлетическую подготовку, никак не вязавшуюся с его внешностью огородного пугала.
Едва только он оказался на месте водителя, как машина мгновенно взмыла в воздух и в считанные секунды, легко порхнув над крышами, исчезла в темном небе. Двое полицейских, которых Чет выделил охранять машину, стояли, разинув рты и глядя на то место, где она только что находилась, Начавшие было расходиться по приказу незнакомца люди теперь остановились и тоже удивленно таращились на пустое место. Даже собаки, носившиеся по кругу, были обескуражены и периодически поднимали головы и жалобно подвывали.
Я стоял вместе со всеми, стараясь отдышаться после пробежки, когда сзади послышался топот шагов бегущего человека и кто-то схватил меня за руку. Это был полковник Шелдон Рейнольдс.