При очередной вспышке молнии капитану показалось, будто в окошке появилось маленькое отверстие. Раньше его не было!
Капитан дождался новой вспышки молнии. Нет, ему не показалось. Отверстие было. Он ощупал пальцами его оплавленные края. Мерзавцы! Значит, выстрел ему вовсе не почудился. Они стреляли в него через окно, хотели убить спящего. Но не попали. А потом для чего-то вырезали дурацкую дыру в дверях.
Хотя понятно! Чтобы просунуть в нее руку и открыть дверь, запертую изнутри. Но за каким чертом им понадобилось расплавлять распятие и как они это сделали?
Ладно, он проучит эту банду и отобьет у них раз и навсегда желание соваться в капитанскую каюту.
Прихватив на всякий случай, кроме револьвера, еще острый малайский крис, висевший на стене, капитан бросился из каюты.
Попугай неистово закричал ему вслед, словно пытаясь предостеречь, остановить, задержать.
Луис толкнул дверь, но она оказалась запертой. Каким же образом они ухитрились тогда проникнуть в каюту? Через эту дыру? Но она слишком мала.
Дальше додумать капитан ничего не успел, потому что, выскочив на палубу, окончательно перестал что-либо соображать.
Вся палуба и океан вокруг были залиты призрачным, неземным светом. Он не вспыхивал и не затухал периодически, как блеск молнии, а сиял постоянно и так ярко, что все вокруг было отчетливо видно как днем. Холодным, мертвенным светом сияли, словно рождественская елка, сверху донизу мачты, реи и парус шхуны. Казалось, они пылают холодным огнем, который потрескивал, словно подожженная сухая трава.
Луис Френэ давно плавал в тропиках и знал, что это величественное сияние называется огнями святого Эльма. Моряки не боялись его и даже видели в нем доброе предзнаменование. По старой морской легенде огни эти были некогда впервые зажжены святым Эльмом ради спасения одного моряка, сброшенного сильным порывом ветра с марсовой площадки фокмачты. Падая в море, несчастный успел обратиться к святому Эльму с мольбой о помощи. И тот выхватил его из бушующих воли и перенес обратно на палубу корабля, успевшего отплыть довольно далеко. А в ознаменование совершенного чуда святой заставил засиять праздничным светом весь такелаж парусника, дабы товарищи спасенного восславили господа.
Но никогда еще в жизни Френэ не видел, чтобы огни святого Эльма полыхали с такой неистовой силой.
Тут он заметил на баке горящий фонарь и немного успокоился. Возле фонаря валялись на палубе карты, гитара, аккордеон. Эти привычные вещи успокаивали. Значит, ребята, как обычно, коротали ночку за покером и горланили песни. Куда же они попрятались? Испугались грозы? Даже лампу не погасили. И почему поставлены не все паруса, а один грот? Ну, он им покажет!
— Эй вы! Все наверх! — заорал капитан.
Никто не вылез на палубу и даже не откликнулся. Только вроде откуда-то издалека, из тьмы, окружившей ярко освещенную огнями святого Эльма шхуну и потому казавшейся особенно густой и непроглядной, донесся чей-то крик. Или это ему показалось?
Между тем шхуну так резко качнуло, что капитан еле устоял на ногах.
— Кто на руле? — завопил он. — Заснул, что ли?
Опять ему никто не ответил.
Зарычав от ярости, зажав в одной руке револьвер, а другой размахивая кривым малайским кинжалом, капитан бросился на шканцы.
У штурвала никого не оказалось. Он беспомощно вращался из стороны в сторону, заставляя «Лолиту» метаться по воле ветра и волн. Луис Френэ отшвырнул кинжал, шагнул к штурвалу и протянул руку, чтобы остановить его…
И вдруг чуть не упал, споткнувшись о чье-то распростертое на палубе тело.
Капитан нагнулся и узнал рулевого Науру.
— Так и есть, упился, негодяй! — закричал капитан, хватая его за плечи и начиная трясти, словно тряпичную куклу.
Голова и руки у Науру в самом деле безжизненно мотались, как у куклы. И капитан вдруг понял, что рулевой вовсе не пьян, а мертв.
Убит? Но нет крови, не видно никакой раны — ни от ножа, ни от пули. Просто мертв — и от него вроде тоже пахнет серой, как в капитанской каюте…
Ничего не понимающий капитан оттолкнул труп рулевого с такой силой, что тот перевалился через невысокий фальшборт и с громким всплеском исчез в волнах.
А Луис бросился к шлюпке и увидел, что ее нет на месте. Жалобно позвякивая, болтались тали.
И вдруг капитану показалось, будто из тьмы за кормой снова донесся крик.
Он прислушался. Да, кто-то кричит, зовет его. И не один голос, а несколько. И похоже, это голоса его матросов. Вот голос Тулиафу. А это, несомненно, кричит корабельный кок Жан.