— Немцы, товарищ капитан! — крикнул кто-то.
— Вижу. Приготовиться к бою и замереть!
Вдали между деревьями показались три грузовика, полные солдат. На двух машинах стояли пулеметы. Грузовики выехали на опушку и остановились. Солдаты спрыгнули на землю и двинулись к упавшему самолету.
«Вот они какие, фашисты, — думал капитан. Так близко он видел их впервые. — Так же, очевидно, нагло они ходят и по моей Белоруссии».
Гитлеровцы окружили обломки бомбардировщика, некоторые полезли на фюзеляж, остальные стояли и о чем-то переговаривались, показывали в разные стороны руками. Бахметьев приподнялся на локтях:
— Первая пушка, по грузовику с пулеметом справа. Вторая — по другому. Всем по фашистской сволочи огонь! — крикнул он.
Стрелки знали свое дело. Оба грузовика запылали одновременно. Ударили пулеметные очереди почти в упор. Поляна вокруг самолета зачернела убитыми.
— Дробь! Прекратить огонь! — скомандовал капитан. — Укрыться!
* * *— Господин обер-лейтенант, — перед немецким комендантом участка стоял, еле переводя дыхание, финский солдат, — поручик передает, что недалеко от расположения его роты час назад совершил посадку большой советский самолет.
— Почему не доложили сразу?
— Темно. Не было полной уверенности.
— Где это, точнее? — офицер поправил очки.
— Метрах в пятистах от тракта. У трех берез.
— Передайте, пусть отправится гуда на машинах и окружит место приземления, экипаж возьмут живыми. Выполняйте.
— Есть, — солдат отдал честь и выбежал из домика. Полчаса спустя вдали загрохотали выстрелы.
— У, черт, я же говорил, живыми, — проворчал офицер и крикнул: — Вилли!
— Я здесь, господин обер-лейтенант.
— Собрать роту, всех на машины, сейчас поедем.
— Есть.
— Да пусть поторапливаются, — он набросил на плечи шинель и вышел.
Два грузовика покатили по шоссе. Высокие ели стеной стояли по обочинам дороги. Впереди, там, где за темно-зеленым частоколом сосен шумело море, гремели выстрелы, раздавались пулеметные очереди и частое уханье взрывов. Неожиданно на тракт выскочил, размахивая руками, егерь.
— Дальше нельзя. Очень опасно, — кричал он, — русские простреливают дорогу!
— Где ваш поручик? — комендант вышел из машины. Из кустов появился финский офицер.
— Что у вас здесь творится? Почему стрельба?
— Большевики окопались на вершине холма и ведут огонь из снятого с самолета оружия. У меня восемь убитых, разбиты машины с пулеметами.
— Ого! — крякнул обер-лейтенант и, повернувшись к фельдфебелю, скомандовал. — Вилли, оцепите район и атакуйте со стороны озера.
Комендант прошел к опушке и приложил к глазам бинокль. На краю поляны лежал самолет, метрах в ста от него, у озерца, возвышался небольшой холм. Офицеру показалось даже, что там никого нет. Высота молчала. Со всех сторон к ней, сжимая кольцо, приближались цепи немецких и финских солдат.
Внезапно холм ожил. По наступающим ударили очереди автоматических пушек и пулеметов. Солдаты залегли. Тогда из укрытий с возвышенности зацокали одиночные короткие хлопки автоматов. Русские метко стреляли по лежащим на открытом поле врагам.
— Дьявольщина, так они всех перестреляют, как куропаток. Поручик, прикажите людям отойти!
— Надеюсь, теперь вы убедились сами, — начал офицер.
— Помолчите лучше. Да быстрее выполняйте приказ.
Немцы и финны отошли к лесу. Стрельба с холма прекратилась.
— Поручик, — позвал обер-лейтенант, — предложите им сдаться. Пообещайте, что их не расстреляют.
— А как это сделать? У меня никто не знает русского. Да и вряд ли это поможет, я встречался уже с большевиками, знаю их. Бесполезно.
— Хорошо, я сам возглавлю атаку в центре, а вы ударьте с фланга, от шоссе…
* * *— Мишин? — позвал Бахметьев.
— Я здесь, товарищ капитан.
— Проползите по окопчикам, как там дела?
— Есть! — Стрелок пополз по траншее, соединяющей окопы.
Мишин скоро вернулся.
— Плохо, товарищ капитан. Трое нас, живых: вы, я и штурман, он ранен, правда, но говорит, что порядок.
— А с боезапасом?
— Вот все, — старшина положил в окоп три диска и шесть гранат, — и еще пара обойм к пистолету.
— Давай поделимся по-братски. Кстати, водички нет у тебя?
— Есть. Пейте, — Мишин протянул фляжку. — Все, все пейте, потом к озеру сползаю, еще принесу.
«Будет ли это «потом», — думал капитан. — Осталось нас двое, Штурман не в счет. Никогда не представлял, что придется вот так, вдали от Родины, летчику погибнуть, как пехотинцу. Глупо! Жалко ребят! Но лучше не думать об этом, не раскисать. Пока дышим — мы живы, ну а дальше уж не от нас зависит».