Постепенно успокоившись, Пачкалина сидела и не спеша описывала жуликов. А я все время пытался понять, почему Пачкалина не знает, в какие сберкассы были внесены вклады: забыть этого она не могла, это она явную чушь несет. Может быть, она у себя держала чужие деньги? Чьи? Этим надо будет заняться всерьез, потому что отсюда может быть выход на аферистов. Но ведь это не просто аферисты — они предъявили удостоверение капитана Позднякова. В общем, если отбросить всю лишнюю шелуху, надо искать человека, у которого в руках находилось могущественное, неизвестное науке лекарство, который хорошо знает, что Поздняков всегда ходит с оружием, а у Екатерины Пачкалиной хранятся дома немалые ценности. Задача несложная, элегантная и многообещающая.
Но пока что надо было ехать в МУР, предъявлять Пачкалиной альбомы с фотографиями известных милиции мошенников — это было первым действием в решении возникшей передо мною задачи.
Пока я выписывал пропуск, Пачкалина с интересом и некоторым испугом оглядывала помещение приемной — в МУРе она была впервые. Мы поднялись в канцелярию, где меня уже ждал инспектор шестого отдела Коля Спиркин, великий спец по всякого рода мошенничествам. Коля провел нас в свой кабинет, который на свежего человека должен был производить впечатление ошеломляющее: какие-то огромные свертки с коврами валялись на полу, на стульях были сложены груды цветастых платков, около окна возвышалась целая пирамида поношенных разномастных чемоданов, большой письменный стол усеян обрезками бумаги, игральными картами, фотографиями, клочьями ярко-оранжевой, с переливами, парчи — вещественными доказательствами разносторонней и активной деятельности Колиных поднадзорных. Вдоль стен шли стеллажи, на которых были прикреплены скромные рукописные плакатики: «РАЗГОН» «БРИЛЛИАНТЫ», «КУКЛЫ ДЕНЕЖНЫЕ», «КУКЛЫ ВЕЩЕВЫЕ» «ФАРМАЗОН», «АФЕРИСТЫ», «КАРТЕЖНИКИ», «ЖЕНИХИ». На стеллажах размещались альбомы с фотографиями деятелей, облюбовавших одну из этих специальностей, и потерпевшим их предъявляли, с целью опознания. Я вспомнил еще один плакатик, нарисованный лично Колей и вывешенный на видном месте — «ОПОЗНАНИЕ ПРЕСТУПНИКА — ДЕЛО ЧЕСТИ ПОТЕРПЕВШЕГО!», но начальство, как водится, не оценило Колиного юмора, и плакатик пришлось снять.
— В общем, альбомы — вчерашний день криминалистики, — сказал Коля непринужденно. — Как раз сейчас мы переводимся на централизованный машинный учет: зарядил карточку с приметами и специализацией преступника, и через две минуты получаешь ограниченное количество фотоснимков. — Он вздохнул и, подвинув стремянку к стеллажам, полез к полке с надписью «Разгон». — Но пока что сотен шесть картинок просмотреть придется… Сначала посмотрим профессиональных «разгонщиков», если не найдем, тогда остальных…
— А остальных-то зачем? — спросил я.
— Да они не стабильные какие-то. — с огорчением сказал Коля. — Вчера он «куклы подкидывал», завтра будет фармазонить. А сегодня, глядишь, самочинный обыск зарядил…
Коля выложил на стол несколько больших, в разноцветных коленкоровых переплетах альбомов, придвинул один из них к Пачкалиной:
— Пожалуйста, гражданочка. Не спешите, разглядывайте внимательно.
Пачкалина недоверчиво посмотрела на вихрастого Колю, который в свои тридцать лет выглядел в лучшем случае первокурсником-студентом, и открыла альбом. Я сидел рядом с нею и тоже с интересом разглядывал снимки — мне ведь по моей специальности делать это нечасто приходится, хотя я знаю кое-кого из жуликов, представленных в Колиной коллекции.
Пачкалина загляделась на Олега Могилевского по кличке «Портвейн». Лицо красивое, мягкое, густые темные кудри до плеч, по-детски пухлые губы, огромные чистые глаза в пушистых девичьих ресницах, кокетливый наклон головы… Не хватает только надписи в завитушках: «Люблю свою любку, как голубь голубку»…
Нежный красавец этот не так давно приглядел одного деятеля — заведующего плодоовощной базой. И решил «взять» его профессионально. С дружками своими устроил за ним плотную слежку, фотографировал машины с овощами, которые, по его расчетам, «налево» уходили, словом, досье на него такое оформил, что в ОБХСС зашлись бы от зависти. В один прекрасный день является к заведующему домой, с ним двое в форме, понятых берут: обыск. Заведующий трясется, да куда денешься? Пока те двое ищут, Портвейн уселся хозяина допрашивать — документы, фотографии ему предъявляет: вы, мол, установленный жулик и доказанный расхититель соцсобственности. Заведующий покряхтел и сознался, показания собственноручно записал и поставил подпись свою. Забрали у него разгонщики тысяч двадцать, вещей ценных два чемодана и удалились, отобрав подписку о невыезде с места жительства.