Я впервые в жизни держал в руках свидетельство на открытие, документ, который в просторечии мы обычно называем патентом — тетрадь, прошнурованную шелковой лентой и скрепленную огромной алой гербовой печатью. Титульный лист, зеленовато-синий, на водяной бумаге, был похож на старые, военных времен облигации — под виньеткой из лавровых листьев вздымались домны, гидростанции, комбайны, вышки.
Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР выдал настоящее свидетельство на изобретение «Способ получения и применения в психотерапии полиамидинов» по заявке № 138293 с приоритетом от 24 ноября 1963 года.
Авторы изобретения: Панафидин Александр Николаевич и другие, указанные в прилагаемом описании.
Зарегистрировано в Государственном реестре изобретений Союза ССР
18 декабря 1970 г.
Действие авторского свидетельства распространяется на всю территорию Союза ССР.
За титульным листом шло подробное описание, которое возглавляла графа — АВТОРЫ.
Те самые «другие», кроме самого Панафидина.
И среди них была А. В. Желонкина!
Соавторами Панафидина по 24 свидетельствам было зарегистрировано сорок два специалиста. По разным работам число их колебалось от одного до семи человек. В первых трех работах его фамилия завершает список авторов. В последних семи он возглавляет группу исследователей. В остальных свидетельствах его имя постепенно смещается от конца к началу. Получалась довольно занятная диаграмма восхождения человека по научной лестнице.
Но творческая карьера Панафидина сейчас интересовала меня только как метод отыскания его более удачливого соперника в поисках метапроптизола. Ведь Панафидин наиболее сосредоточенно и целенаправленно работал над этой проблемой, судя по всему, продвинулся в ее решении дальше остальных, и вдруг мы находим в пивной пробке вещество, которое безуспешно пытается создать целая лаборатория. Но если в пробке был действительно метапроптизол, если это не «артефакт», то почему же автор его не заявил об открытии? И почему им травят Позднякова?
Стоп! Стоп! Я снова начинаю уклоняться. Будем исходить из того, что метапроптизол существует, хотя на него и не подано авторской заявки. Получить его случайно, не имея перед собой ясно осознанной цели, практически невозможно. Значит, его синтезировал человек, который так или иначе был причастен к работе над транквилизаторами. Панафидин занимается этой проблемой, по существу, с момента ее возникновения. Все или почти все ученые, всерьез интересовавшиеся данным вопросом, контактировали с Панафидиным, все они знают друг друга, обмениваются информацией, готовят совместные труды и авторские заявки. Так что гений-одиночка, вчера задумавшийся над созданием метапроптизола, сегодня получить его не мог. Значит, скорее всего создатель этого гиганта транквилизатора должен быть хоть раз поименован в списке соавторов Панафидина. Скорее всего… Но кто он — один из сорока двух?
Справка об авторах слабо проясняла этот вопрос. Некоторые работали или сейчас работают вместе с Панафидиным, другие — из смежных лабораторий и институтов. В списке соавторов Панафидина были люди, подписавшие с ним одну-две работы и исчезнувшие навсегда, участие других было более стабильным. Некоторые соавторы занимали, совершенно очевидно, более высокое место в научном мире, другие поменьше, но и здесь не было четкой картины, потому что, по мере восхождения Панафидина, верхняя ступенька постепенно освобождалась для него персонально.
Самого Панафидина я не подозревал. Не потому, что он мне так симпатичен. Но он сам отдал бы все на свете за одну молекулу метапроптизола, да только ее у него не было.
Долго я раздумывал над фамилиями. И в конце концов отобрал три.
Доктор химических наук профессор Илья Петрович Благолепов.
Младший научный сотрудник Владимир Константинович Лыжин.
Кандидат химических наук Анна Васильевна Желонкина.
В первых авторских свидетельствах жена Позднякова фигурирует еще не как кандидат наук, она еще не доцент, это очень давние свидетельства — от августа 1962 и января 1963 года, она еще заявлена как младший научный сотрудник без степени, просто — «инженер А. В. Желонкина». И по времени эти заявки отделены от гипертранквилизатора почти десятью годами — очень длинным сроком, в течение которого она писала свою диссертацию, становилась настоящим ученым, и тогда она еще не говорила, что «наша семья фактически распалась», а ее муж по-прежнему ловил самогонщиков, и хулиганам укорот давал, и тунеядцев выселял, и бежавших с отсидки за шиворот брал, пьяниц гонял, пока не глотнул однажды удивительного порошка, способного освободить тысячи людей от мрака безумия и невыносимого бремени страха, а его самого швырнувшего на самое дно позора, обрекшего на беспросветную муку — необходимость доказывать всем правдивость невероятной истории, приключившейся с ним.