— Прямо как в песне — «мы с тобой два берега у одной реки». Боюсь, повиснет мой мост в воздухе, мы с ним берега разных рек, — сказал я, а Шарапов засмеялся, покачал головой, хитрые монгольские глаза прищурил:
— Это ты не прав, друг ситный. Все мы берега у одной реки, и сами мы, как все берега — разные, а вот река нас связала всех одна, потому как название ей — жизнь.
Пошучивал со мной Шарапов, делал вид, что пустяковые вопросы мы с ним решаем в неслужебное время, все это ерунда и праздное шевеление воздуха, и не стоит из-за этого переживать и волноваться, но мы ведь десять лет сидим с ним на одном берегу — он чуть выше, я — пониже, но я хорошо знаю, что в час тревоги мы вместе спускаемся с откоса и по грудь, а когда и по горло, идем в быстром, холодном и непроницаемом потоке под названием жизнь, и его иронический тон не мог заслонить для меня пронзительно-зеленых огней сердитого любопытства, которые загорелись в его всегда припухше-узких глазках: ему тоже было очень интересно — действительно ли возит профессор Панафидин в машине загадочный транквилизатор, которым «глушанули на стадионе его мента».
— Ты поговори с ним с точки зрения научной любознательности, — говорил он. — Ищет же профессор это лекарство, вот ты ему и предложи вместе поискать в машине. Корректно, вежливо, для удовлетворения научного и спортивного интереса. И ты будешь удовлетворен, и не прозвучат эти ужасные грубые слова — «недоверие», «ложь», «обыск»…
— Это — если он согласится. А если — нет?
— Тогда надо будет проявить находчивость. Если своей не хватит, пригласи кого-нибудь из КВН — они тебе подскажут. А то ты у меня только веселый, а с находчивостью у тебя перебои…
Я не сердился на Шарапова — не мог он мне дать указание обыскать машину Панафидина. И я это хорошо понимал. Жалко только, что на свою находчивость я и в самом деле не сильно полагался. Вернувшись в свой кабинет, я позвонил Панафидину домой.
— Он в городе и дома еще не скоро будет, — ответил приятный женский голос. — А кто его спрашивает?
— Моя фамилия Тихонов, — сказал я и подумал, что, если это жена Панафидина, было бы невредно и с ней поговорить. — А вы Ольга Ильинична?
— Да, — ответила она, и тень удивления проскользнула в ее голосе.
— Добрый день, Ольга Ильинична. Я инспектор уголовного розыска…
— А-а, да-да, Александр говорил мне…
— Если это не очень нарушает ваши планы, я хотел бы и с вами побеседовать, а тем временем Александр Николаевич подъедет, а?..
— Господи, ради бога, — готовно согласилась Панафидина: — Адрес знаете?
— Спасибо большое. Знаю, еду…
Я вышел на улицу и стал дожидаться дежурной машины. День стоял бесцветный, сизый. Было холодно, ветрено, мелкий, секущий дождик порывами ударял в асфальт серыми брызгами. На другом стороне улицы молодой парень в засаленной куртке возился с «Запорожцем». У этой смешной машинки мотор находится не как у всех автомобилей — впереди, а сзади, и от того, что парень заводил мотор ручкой, издали было похоже, будто маленькому нахохленному ослику накручивают хвост. По тротуару летела желтая листва, обрывки бумаги, какой-то мусор, и от всего этого сумрачного дня с моросящим дождем и холодным ветром на душе было погано. В этом тоскливом настроении, с неясным ощущением невыполненности каких-то обязательств, неустроенности всех дел и несовершенства всего мира, я и приехал к Панафидиным в Мерзляковский переулок. Прямо в прихожей Ольга Панафидина спросила:
— Что будете пить — чай, кофе?
Я замахал руками:
— Нет-нет, ни в коем случае, я не хочу вас утруждать.
— О чем вы говорите, какой труд? Проходите в гостиную, я сейчас принесу.
Я уселся в кресло перед низким журнальным столиком, и буквально через несколько минут Ольга внесла на подносе чашечки с кофе, сухари и нарезанный ломтиками сыр.
— Вот теперь можно беседовать, — сказала она, усаживаясь напротив. — Мне муж говорил, что вы были у него и интересовались Лыжиным…
И я сразу насторожился, потому что в разговоре с Панафидиным имя Лыжина не только не упоминалось, я вообще не знал тогда о существовании Лыжина. Значит, Панафидину еще в то время, когда я посетил его, было известно, что Лыжин занимается получением метапроптизола или уже получил его… Но ничего не сказал.
— Да, меня интересует направление работ Лыжина, — сказал я, решив предоставить Ольге Панафиднной инициативу в разговоре. А сам отхлебнул маленький глоток кофе, который хоть и не был сварен со всеми ритуальными священнодействиями ее отца, но это все равно был хороший, очень вкусный кофе — чувствовалась семейная школа, доведенная до уровня традиции.